Думаю, можно. Я попробую договориться с начальством. Но лучше приезжайте на неделе. По выходным на базе много людей — сейчас сезон охоты.

— Договорились! — закивал Дмитрий Николаевич. — Юлия Александровна, вы не дадите мне листок бумаги и авторучку? Я запишу телефон.

Мама принесла ему листок, вырванный из ученической тетради и карандаш. Дмитрий Николаевич быстро записал на листке номер.

— Вот, возьмите, Андрей! — сказал он, протягивая мне листок. — Это телефон клуба, в котором мы остановились. Вам любой позовёт меня. Вы найдёте, откуда позвонить?

— Конечно, — кивнул я, убирая сложенный листок в карман. — Что-то Серёжки долго нет.

— Вот и я тревожусь, — вздохнула мама. — Вроде, большой парень уже, а всё равно...

— Я схожу на улицу, посмотрю. Вы пока пейте чай.

— Да не нужно, Андрюша! — запротестовала мама. — Что же ты гостей бросаешь?

— Я быстро, — ответил я.

— Сходить с вами, Андрей?

Дмитрий Николаевич поднялся из-за стола.

Я покачал головой.

— Не надо.

На улице окончательно стемнело. Ночное небо затянули плотные облака, через которые едва пробивался лунный свет. Вдоль проезжей части горели редкие фонари.

Интересно, где сейчас собираются молодёжные компании?

Я перешёл пустую улицу, направляясь к тёмной спортивной площадке профтехучилища. Когда мне было столько же лет, сколько сейчас Серёжке — мы с приятелями частенько собирались там возле турников или около баскетбольных вышек с кольцами.

Вообще, эта площадка была нашим любимым местом. Сколько пар кед мы стёрли о её асфальт — не сосчитать! Сколько ссадин залепляли подорожником, мужественно терпя боль!

Однажды в марте, устав ждать пока площадка оттает, мы вышли всем двором с ломами, лопатами и топорами и за день расчистили площадку от снега и льда. И к вечеру уже гоняли в футбол на асфальте посреди сугробов, на зависть пацанам из соседних дворов.

Но сейчас площадка была пуста. Я подошёл к турникам, подпрыгнул и подтянулся. Раз, другой...

Спрыгнул на землю и машинально вытер ладони о штаны.

Возле входа в профтехучилище стояли скамейки. На них тоже любила собираться молодёжь. Вот и теперь на скамейках сидела компания подростков, которые о чём-то болтали, матерясь и перебивая друг друга. У двоих в пальцах дымили сигареты.

Когда я подошёл, подростки нахохлились и встревоженно замолчали. Я пробежал взглядом по их лицам — незнакомые.

— Серёгу Синицына не видели? — спросил я. — Из двадцать второго дома.

Подростки переглянулись.

— Я его брат, — пояснил я.

— Видели, — неохотно ответил один. — Он с «углами» сидел.

Я удивлённо нахмурился. С «углами»? Что им надо от Серёги? Вроде, в прошлый раз всё понятно объяснил.

Я молча развернулся и вдоль засаженной шиповником дорожки пошёл в сторону того угла, где собирались «углы».

Тьфу, чёрт!

Бреньканье расстроенной гитары было слышно издалека. Похоже, Мельник так и не научился играть.

Я сжал в карманах кулаки. Если они снова пристали к моему брату — в этот раз не пожалею!

— Андрюха, ты чего?! — воскликнул Журавель, увидев выражение моего лица. — Мы же просто сидим! Вот и Серёга с нами. Его теперь хер, кто тронет! Я отвечаю!

О, как! А ведь он, и правда, с ними. Сидит спокойно, расслабленно. И бутылка пива в руках, как у взрослого.

Увидев меня, брат быстро поставил бутылку на скамейку и попытался сделать вид, что это не его пиво. Бутылкой тут же завладел тот самый белобрысый, что в прошлый раз первым удрал от меня.

— Мы и деньги занесли! — убедительно сказал Журавель. — Ещё тогда.

— Серый, пойдём домой, — помолчав, сказал я. — Там...

Я хотел добавить «мать волнуется», но решил не давить на достоинство братишки даже перед этой компанией.

— Там мне с машиной надо помочь.

Серёга удивлённо вытаращил глаза.

— У тебя машина теперь есть?

— Да. Выделили на работе. Да вот что-то плохо заводится. Пойдём, поможешь.

В глазах Журавля читалось неподдельное уважение.

Серёжка быстро поднялся со скамейки.

— Пока, парни! — стараясь говорить баском, сказал он. — Мне там брату надо помочь! Завтра увидимся!

Мы завернули за угол.

— У тебя правда машина есть? — спросил брат. — Или соврал, чтобы меня увести?

Я пожал плечами.

— Правда. Вон стоит.

— Ого!

Серёга восхищённо обежал вокруг машины.

— Здорово! Дашь прокатиться?

— Запросто. Мы же братья. Только вот ты пиво пил.

Я ударил брата кулаком в живот. Он хекнул и, согнувшись, прислонился к машине.

— Ты чего, Андрюха?

Я взял его за шиворот и выпрямил.

— А ещё водишься с подонками, которые у тебя же деньги отбирали. А завтра что? Сам с ними пойдёшь чужие карманы выворачивать?

Брат опустил глаза.

— Да мы просто сидели...

— Просто сидели. А дома мать волнуется. Знаешь что, Серёга! Ты реши, что тебе нужнее — родная семья, или эти вот. Если семья — то приезжай ко мне. И на рыбалку сходим, и машину водить научу. Как брата. Ну, а если этих выберешь...

— Да понял я, — тихо сказал Серёга. — Отпусти. Я, правда, понял.

— А если понял — тогда идём домой. Почисти зубы, и ложись спать. А то пивом от тебя воняет.

— А к тебе, правда, можно приехать? И за руль пустишь?

Я посмотрел на брата.

— Серый, я тебя обманывал когда-нибудь?

Серёжка дёрнул худым плечом.

— Нет.

— Ну, вот.

— Андрюха, — попросил он. — Матери только ничего не говори, ладно?

— Ладно, — пообещал я.

Глава 17

В следующий понедельник рано утром я провожал Катю в Ленинград. Нет, она уезжала ещё не насовсем — ей нужно было оформить документы и заранее выбить место в общежитии.

Накануне вечером, проводив последних охотников, я вернулся в Черёмуховку и дозвонился Тимофееву.

В трубке раздавались длинные гудки, прерываемые далёким треском помех. Наконец, Тимофеев подошёл к телефону.

— Добрый вечер, Александр Сергеевич! — сказал я. — Это Андрей Синицын.

— Андрей Иваныч? Что-то случилось?

— Нет, всё в порядке. Я только хотел предупредить, что завтра меня не будет на базе, примерно до обеда. Вы не знаете — кто-нибудь из ваших охотников ко мне собирался?

Было слышно, как на другом конце провода Тимофеев шелестит какими-то бумагами.

— Кажется, нет. Знаете что, Андрей Иванович! А не взять ли вам завтра выходной? Отдохните, как следует.