Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— У вас точно всё в порядке?
— Абсолютно! До свидания!
Я не соврал. Постепенно я обживался на базе у Елового озера. Охотники приезжали почти каждый день, но хлопот с ними не было. Я даже сумел выкроить время, чтобы сделать солонцы на той самой просеке, где видел следы лосей.
«ЛуАЗ» исправно тарахтел по лесным дорогам, и почти каждый вечер я ездил в Черёмуховку на встречу с Катей. Иногда там же и ночевал в доме старого егеря, а на базу возвращался только рано утром.
Электричка отправлялась в шесть часов двадцать минут утра.
Уже в половине пятого я был возле Катиного дома. Черёмуховка ещё спала. В светлеющем небе плыли рыхлые серые облака, предупреждающие о скором дожде. Сонные петухи начинали утреннюю перекличку. Сырой утренний ветер заставлял поёживаться.
Катя вышла из дома, неся в руке небольшой чемоданчик. На плечи девушки была накинула белая вязаная кофта, через руку перекинут светло-зелёный плащ.
Я забрал у девушки чемодан и положил его назад.
— Привет, Андрюша!
Катя потянулась губами, чтобы чмокнуть меня в щёку, но я поймал её губы своими. Поцелуй вышел коротким. Почти сразу Катя отстранилась, серьёзно глядя на меня.
Я сделал вид, что всё в порядке, и распахнул дверцу машины.
— Прошу!
Затарахтел двигатель. За соседским забором коротко залаяла дворовая собака. Я развернулся между заборами и лихо вырулил на сырую от ночного тумана дорогу.
На вокзале мы успели выпить кофе. Продавщица предложила выпечку, и я взял два пирожка с рисом и яйцом. Пирожки оказались подсохшими, а кофе — тёплым и невкусным. Быстро перекусив, мы вышли на платформу.
На втором пути стоял пассажирский состав «Ленинград — Котлас». Вдоль него, постукивая по буксам молотками на длинных ручках, ходили смазчики. Мелодичный перестук молотков разлетался далеко в воздухе.
Ручка чемодана оттягивала мою ладонь.
— Зачем тебе столько вещей? — спросил я. — Ты же собиралась вечером вернуться.
— Я решила задержаться. Сокурсница пригласила пожить у неё два-три дня. А я так давно не была в Ленинграде! Мы уже решили, что пойдём в Русский музей и непременно в БДТ. Она как раз живёт неподалёку — на Гороховой.
— Ты мне об этом не говорила, — заметил я, невольно мрачнея.
Катя легко пожала плечами.
— Ну, вот сейчас сказала. Ты расстроился?
— Ничуть, — соврал я. — Позвони, пожалуйста, когда соберёшься обратно — я постараюсь тебя встретить.
— Хорошо, — улыбнулась Катя. — Андрей! Ну, пожалуйста — не нужно смотреть на меня так мрачно! Через два дня я вернусь!
А потом снова уедешь, подумал я.
Но вслух это говорить не стал и тоже улыбнулся.
Чёрт, Андрей Иванович! Ты, и вправду, ведёшь себя, как мальчишка. Это всё молодое тело. Да и круговерть забот затягивала с каждым днём всё сильнее и сильнее.
Я практически забыл, что однажды уже прожил жизнь, в которой было немало хорошего. Теперь эта жизнь вспоминалась, словно полузабытое кино, которое посмотрел давным-давно.
Вдоль перрона дунул резкий порыв холодного ветра. Катя поёжилась и надела плащ, борясь с разлетающимися на ветру полами. Я поставил чемодан на асфальт и помог ей застегнуть пуговицы.
Сердце дрогнуло от нежности.
— Ну, если хочешь, я не буду оставаться, — сказала Катя. — Хочешь?
Я покачал головой.
— Нет. Я хочу, чтобы ты сильнее по мне соскучилась.
— Хитрец!
Мы рассмеялись, и вся неловкость исчезла, словно по волшебству.
Вдалеке раздался гудок. Со стороны Ленинградского тупика показалась глазастая физиономия электрички.
Тёмно-зелёная змея подползла к перрону и с шипением раскрыла двери, словно собиралась проглотить своих пассажиров.
Сонные люди качнулись к вагонам. В большинстве своём они ехали на службу — это были работники различных станций, жившие в Волхове.
— Пойдём, займём тебе место у окна, — сказал я Кате. — Иначе будешь скучать всю дорогу.
— Не буду. Я взяла с собой книжку. Пока доеду — как раз успею прочитать.
— Позвони мне, пожалуйста! У твоей подруги есть телефон?
— Кажется, да. Но если нет — я позвоню из автомата.
— Номер сельсовета помнишь? Или тебе записать?
Мы снова засмеялись.
— Ты такой заботливый, Андрей!
Я кивнул, изображая серьёзность.
— В этом-то и суть.
Кое-как прожив одну жизнь, я усвоил очень важную вещь. Отношения рождаются, благодаря страсти. Но сохраняются только заботой друг о друге. Простой, ежедневной, ежеминутной.
Я откатил в сторону тугую дверь и пропустил Катю в полупустой вагон. Ближе к Ленинграду он наверняка заполнится людьми, но сейчас можно было выбрать место поудобнее.
— Я сяду здесь, — решила Катя, показывая на деревянную скамейку в середине вагона.
Напротив сидела молодая девушка. Четырнадцать-пятнадцать лет, не больше. Короткая фетровая курточка синего цвета. Тёмные волосы собраны в хвост и туго перетянуты цветной резинкой.
Девушка коротко взглянула на нас и отвернулась к окну. Её лицо показалось мне знакомым.
Я поставил чемодан под скамейку и взглянул на часы.
— Пора. Осталось три минуты до отправления.
— Иди. Я тебе помашу.
Я наклонился к Кате, и она сама поцеловала меня в губы.
— Иди!
Я вышел на перрон. Динамик неразборчиво бубнил, оповещая пассажиров о маршруте и остановках. Двери закрылись. Электричка тронулась так плавно, что на мгновение мне показалось, будто перрон под моими ногами поехал влево.
Катя улыбалась и махала рукой. Я поднял руку, чтобы помахать в ответ, но вагон уже проехал.
Снова промелькнуло лицо девушки. Она смотрела прямо на меня.
Стуча колёсами, электричка набирала скорость, и вот уже последний вагон пронёсся мимо. На прощание машинист дал длинный гудок, и в этот миг я вспомнил, откуда знаю девушку.
Чёрт! Сердце стукнуло в рёбра и остановилось на одну долгую секунду.
Мы встретились десять лет тому вперёд. Мне и тогда было двадцать пять, и ей тоже. Её звали Таня.
Она работала дежурной по переезду. Я приходил к ней на переезд пить чай, и мы вместе выходили встречать поезда. Прерывисто звенел предупреждающий звонок. Таня поднимала над головой туго свёрнутый жёлтый флажок, а машинисты гудели ей в ответ. Я же просто стоял рядом и любовался её профилем на фоне вечернего неба.
Едва поезд проходил мимо, как скопившиеся перед шлагбаумом машины начинали нетерпеливо гудеть. Таня строго смотрела на них. Затем нажимала чёрную кнопку на пульте, и шлагбаумы поднимались вверх, словно птичьи крылья. Машины трогались, стреляя сизым дымом из выхлопных труб.
Почти сразу мы стали