— Ну раскрыли или не раскрыли — всегда нужно быть готовым к самому худшему. Лучше перебдеть, чем недобдеть. Тем более, князь сказал мне какую-то фразу, которую я не понял, а уточнять было не с руки, он был не в том настроении. Про какого-то Старца-бича волхвов. Я боюсь, как бы это был не местный Ищущий. И вот тогда все может очень сильно осложниться.

— Они же вроде как про таких не знают? — спросил я.

— По-моему, как волхв, ты был должен уже привыкнуть к тому, что если про кого-то или что-то не знают, это не значит, что его не существует. Будем исходить из самого худшего. Поэтому нам надо ускориться. Все распоряжения я по студии сделал, мы пока находимся в отпуске. Вот так вот решили и дернули в круиз.

— А на самом деле?

— Нам нужно как можно быстрее выбраться из страны и попасть на территорию Восточно-Азиатского Союза. Причем с грузом, — Иван кивнул на стеллажи с коробками и боксами. — Оружие, боеприпасы, экипировка. И только то, сколько унесете на себе, учитывая грузоподъемность «Бармицы». Так что оставляю вас, детишки, в игрушечной лавке, покрутите в руках и прикиньте, что берете с собой на эту миссию. А я пока фургон подгоню.

— А как мы отсюда выберемся? — остановил я Ивана. — В смысле, где нас будут проверять? Что можно брать?

— Да все, что душе угодно. Проверять нас не будут, и на поезде под перестук колес мы точно не поедем. Полетим аки птицы, — подмигнул Иван.

— В смысле?

— Ну вы совсем думать разучились, стажеры. Полетим на самолете. Я зафрахтовал борт, который доставит нас на границу Российской Империи и Восточно-Азиатского Союза. Неужели вы думаете, что мне улыбается пить чай в традиционных двухсотлетних подстаканниках Императорской Железной дороги и каждый момент многодневного путешествия ждать стук жандармов в дверь? Так что покопайтесь пока на стеллажах, коробки подписаны. И забирайте то, что надо — мы сюда не вернемся.

На летном поле было довольно свежо — ночи хоть и белые, но прохладные.

— Ну все, грузимся, — Иван повернул ключ в замке зажигания, и шелестевший на малых оборотах электромотор фургона стих.

Мы с Анькой вышли из салона, по ходу разминаясь — все-таки ехали довольно долго.

— Это он и есть? — Анька скривилась, пристально осматривая обшарпанный борт «Лирджета».

— Да, — ответил Иван, перехватив ее взгляд. — Не смотри на его внешний вид, птичка довольно крепкая. Я его лично проверил.

Анька хмыкнула, представив, наверное, себе Ивана в роли авиамеханика. Не тянул он в ее представлении на эту интеллектуальную профессию.

— Не мог «Сухого» арендовать, — буркнула она себе под нос. — Не люблю вражескую технику.

— Зато стоит дешевле и без очереди, — сказал Иван, открывая заднюю дверь фургона. — «Сухие» все расписаны для шишек, как простых, так и государственных. Да и стоят на приличных аэродромах, куда, как мне представляется, нам соваться не стоит.

— Наверное, папуасов возил в Африке, потом по дешевке сюда перегнали, — никак не успокаивалась Анька.

— Слушай, тебе шашечки или ехать? — возмутился Иван. — Что есть, на том и полетим. К тому же капитан лишних вопросов не задает, почему пара практикантов геологического факультета и их научный руководитель ну ни хрена не похожи на геологов. И почему ему надо лететь в Северо-Восточный Туркестан беспосадочно без дозаправки.

— Кирки за плечами нет? — спросил я. — Табельной? И казенной лопаты тоже?

— Трепло, — оценил меня Иван. — Берись вон за другую ручку.

Мы вынули из фургона один из лежащих пластиковых боксов и понесли его к трапу. Тяжелый, черт! Ну естественно, если учесть его содержимое. Которое было тщательно отобрано в муках и напряженной борьбой в партере с жабой, требовавшей «Еще! И побольше!». Ага, побольше, как же… Иван правильно сказал — только то, что сможете на себе унести, с недогрузом на десять процентов от грузоподъемности экзоскелетов костюмов. Меньше — можно, больше — ни-ни. Зато мы вооружились по полной и сменили наши короткие автоматы на нормальное, пусть и устаревшее оружие, справедливо рассуждая, что под наши-то боеприпасов в этом мире нет, а вот в армии ВАС и у любых повстанцев этого добра завались. И плунжерами они не пользуются, предпочитая старое доброе пороховое оружие — в климатических условиях от холодных горных перевалов до жарких джунглей лучше проверенных почти сотней лет образцов ничего нет. В конце концов, автоматные патроны россыпью проще найти, чем те же картриджи для плунжера.

С шутками-прибаутками с упоминанием родственников и их сексуальных отношений мы перетаскали в салон под надзор Аньки все боксы из фургона.

— Ну все, можно лететь, — Иван отошел от двери пилотской кабины, сел на одно из шести пассажирских кресел.

И с гулом турбин самолет поехал по рулежке, сворачивая на взлетку.

— Ну что, можете пока заняться своими делами, — сказал Иван, глядя на смарт. — Семь часов у вас есть.

— Эх, жаль покидать Питер, пусть даже и этот, — вздохнула Анька. — Завтра с утра заехали бы в стрелковое общество, потом культурная программа.

— Боюсь, что стрельба с культурной программой у нас будет там, куда мы летим, — покачал головой Иван. — Там нас точно не ждут с распростертыми объятьями.

— Посмотрим, — философски ответил я, наблюдая в иллюминатор, как все быстрее и быстрее мелькают огни по бокам взлетки, и, наконец, самолет оторвался от полосы. Постепенно уменьшался пейзаж за окном, потом его стало и не разглядеть.

Я откинулся на кресло и закрыл глаза — а что, подремать — здравая идея. Главное, правильная.

— Вы знаете, зачем я вас вызвал, — Куракин посмотрел на персонажа, сидящего за столом напротив него.

— Вызвать вы меня не можете, а можете только попросить прийти, — сказал сидящий в кресле человек.

— Да, пожалуй, что так, — сказал Куракин, ощущая некоторую неловкость. Вызвать того действительно было нельзя, и он мог отказать, если бы захотел.

Тот самый Старик, Козьма Радогорцев, из древних волхвов, чудом уцелевших после охоты Крестителей, и с тех пор скрывавшийся до тех пор, пока волшба не вышла наружу и не стала тем занятием, за которое не убивают и не ссылают в монастырь. Но древний волхв не служил никому. Только славянским богам и Прави, как он называл свою цель. В свое время он много попортил крови Крестителям, его предавали анафеме во всех храмах, считая безбожником, язычником и чуть ли не отродьем сатаны. Время от времени он исчезал, когда на сотню лет, когда на две, и потомки Крестителей расслаблялись. Но рано или поздно он появлялся вновь. Нет, он не враждовал с церковью, его враги были врагами Руси, и тогда появлялся Козьма Ярый, огнем и мечом вычищавший скверну лучше всех остальных. По неправому делу его не стоило беспокоить, он мог и обидеться и разобраться так, что не приснилось бы и в страшном сне. Причем, он не разбирал, кто перед ним, у кого какой титул или сан. Но здесь дело было правое, Куракин был уверен.