— Молодец, Ваня! — подхватил Воронов, возвращаясь на место. И застучал, застучал пальцами по краю стола, бездумно осматривая лица подчиненных. — Но тут есть одно «но»… Все предыдущие жертвы были здоровы. Эксперты тщательнейшим образом исследовали их тела, кровь. Все, кроме последней. Все предыдущие жертвы были изнасилованы после наступления смерти. Все, кроме последней. Эта оказалась нетронутой. Почему?

— Потому что он знал, что она больна, — посыпалось отовсюду.

— Да. Знал. Но почему скрыл от нее? Что за этим стоит? Не могу ухватить мысль, хоть убейте! — разозлился Воронов и беспомощно осмотрел сотрудников. — У кого есть мысли? Говорите! Все, что придет на ум, говорите!

— А что, если… — Иван покусал губы, боясь смотреть в сторону коллеги, который снова принялся многозначительно хмыкать. — А что, если он сам болен, товарищ капитан? Что, если она была здорова, когда сдавала анализы? А он ее потом заразил? Половым путем, я имею в виду.

— А другие девушки?

— Он мог их не трогать. — Уши у Вани снова покраснели. — Он просто мог их беречь для…

— Для убийства, в котором есть что-то ритуальное! — заорал не своим голосом Воронов. — Наша свидетельница утверждает, что убийца после совершения полового акта разговаривал со своей жертвой. И объяснял ей, уже мертвой, что делает это для того, чтобы сделать ее счастливой. Что жертва потом с небес скажет ему спасибо.

— Товарищ капитан, может, он решил, что избавляет их тем самым от житейской грязи? — снова встрял Ваня. — Девушки были здоровы, но они по каким-то причинам обращались в лабораторию. Какой-то косяк, какое-то темное пятнышко на их биографии все же, возможно, имелись, которые они желали скрыть от всех окружающих. Именно поэтому они решили соблюсти анонимность, когда обратились в лабораторию.

— Если они вообще туда обращались! — фыркнул недоверчивый коллега.

— Надо выяснить, — ткнул в него же пальцем Воронов. — Возьмешь ордер и вытащишь все записи с видеокамер, что там имеются. Все! За весь период, который сохранился. Далее… За парнем надо сделать «ноги». Узнать о нем все! Я хочу знать, что он жрет на завтрак и что видит во сне! С кем встречается, где и с кем живет. Были ли у него родственники, страдающие онкологией? Имел ли он какое-то отношение к зубопротезированию. Далее. Полный список всех сотрудников лаборатории. Всех, включая уборщиков и сторожа! Ваня, позвони этой путане и вытащи из нее все, что она знает. Покажи ей фотографии жертв. Она каждый месяц кровь сдает, может, видела кого-то из девушек. Уф, неужели? Неужели, черт побери! Работаем, ребята, работаем!..

Он жив или он умер? Он вряд ли жив, потому что ему неожиданно хорошо спалось. И даже казалось сквозь сон, что тело его чисто вымыто и не воняет. Что рот его наполнен вкусом зубной пасты, а голова покоится на мягкой-премягкой подушке. Этого быть в жизни просто не могло. Последнее, что он помнил, — это страшный приказ, который его мучитель отдавал ему шепотом.

— Перережь ей горло, — приказало чудище.

Которое долгими днями измывалось над ним и над Ольгой. И которое поймало его перед этим на автомобильной стоянке возле дома, когда он вернулся в вечер памятной пятницы, накатавшись вдоволь по городу. Банально поймало. Напав со спины и прижав к носу и рту платок с какой-то усыпляющей дрянью.

— Возьми скальпель и перережь ей горло, тогда будешь свободен.

Вот что он помнит. Потом он страшно заорал, что делать этого не станет. Кажется, бросился к Ольге и попытался освободить ее от цепи, которой ее приковали точно к такой же трубе, на которой он болтался долгое время.

— Оля, Оля, посмотри на меня, Оля!!!

Орал он, как ему казалось, в полное горло, и трепал ее за волосы, плечи, хватал за руки, пытаясь привести в чувство. Оля не реагировала. Это он тоже помнит. Раскачивалась из стороны в сторону, вздрагивала от его прикосновений. Но взгляд ее оставался безжизненным, мертвым. Она даже не понимала, что это он — Сашка Богданов — ее любовник, друг, духовный наставник, если хотите. Она не узнавала его.

Тогда он схватил ее руки, закатал рукава толстой шерстяной кофты и тщательно осмотрел вены. На обеих руках следы от инъекций. Ее чем-то кололи. Все это время ее накачивали какой-то дрянью. Поэтому она его не узнает и совершенно ни на что не реагирует.

— Сволочь! — принялся он тогда орать, задрав голову к динамику под потолком. — Сволочь! Что тебе надо?! Что мы тебе сделали?!

В динамике странно хрустнуло, хрюкнуло, и помещение заполнилось странным лающим смехом. Саша мог поклясться, что узнал этот смех. Он даже, помнится, встал на ноги, вытаращился на динамик и через мгновение изумленно просипел:

— Ты-ы?

Потом…

Что было потом?! Темнота, да. Снова выключился свет. Следом лязг открываемой двери, какая-то возня, сильный удар под дых. Он на какое-то время отключился, а когда пришел в себя, то обнаружил, что его волокут за ноги куда-то. Голова подскакивала на неровном полу, больно ударяясь о бетонные плиты. Волокли недолго. Где-то швырнули, следом сильный укус в плечо. Инъекция, сообразил он. И все! Потом полный провал. Ни призраков, ни сновидений, ничего.

Он умер, наверное! Потому что не помнил, чтобы мылся, а его тело здорово пахло. Не помнил, чтобы чистил зубы. И не брился точно. А его щеки гладкие, без щетины. И главное, у него ничего не болит и не чешется, а такого быть не может. Последние перед провалом дни каждое его движение приносило ему страдания.

Он умер, оттого ему так хорошо. И если ему так хорошо, то, возможно, он в раю. Саша осторожно приоткрыл глаза. Взгляд тут же уперся в громадный пролет окна, за которым серело банальное осеннее небо. Этого не могло быть! Если бы он умер, серые облака он бы наблюдал сверху. Так ведь? И шторы совершенно обычные на окнах, земные — темно-зеленый тяжелый шелк с позолотой. И сам он не бестелесный дух, а из плоти и крови, как ни крути. И в туалет ему приспичило жуть как.

Саша потянулся с хрустом, невероятно радуясь тому, что жив, что ему хорошо, что все его тело откликается на раннее утро, ниже живота все напряглось и сладко ныло. Он решил, что потом станет задаваться вопросами: где он и почему ему так хорошо после того, как было очень, очень плохо. Откинул невероятно легкое пушистое одеяло в белоснежном пододеяльнике, вскочил на ноги и неожиданно пошатнулся.

Нет, все же слабость какая-то присутствовала. Не то чтобы его это очень беспокоило, но все же он решил, что двигаться следует осторожнее, чтобы не упасть мордой в пол. Мочевой пузырь между тем настаивал, мучил, и он слабой трусцой двинулся к узкой двери в самом углу, с чего-то решив, что уборная именно там.

Не ошибся, надо же! Полноценная ванная комната с ванной, душевой кабиной размером с его рабочий кабинет, биде, унитаз. На полочке над раковиной стандартный гостиничный набор: жидкое мыло, паста, шампунь, одноразовые зубные щетки. Две. Две? Две?!

Саша перевел взгляд с зубных щеток на зеркало. Он страшно бледен и измучен, сделал он вывод. И еще неумело побрился. Его лицо в странных подтеках, как будто он размазывал кровь по щекам.