медицины небрежная наука есть ipso facto[38] неэтичная наука. Одно дело – придумать какой-то страшный физический эксперимент и спалить несколько вакуумных насосов или что-то в таком роде. Никто, по сути, не пострадает. Но если вы предлагаете человеку ради медицинского исследования перетерпеть боль, вы просто обязаны продумать эксперимент тщательно. В ином случае данные окажутся бесполезными и боль человек терпел зря. По этой причине один из пунктов Нюрнбергского кодекса заостряет внимание на продуманности и обоснованности экспериментов.

Все это говорит о том, что исследование в Таскиги было неэтичным по ряду причин. Среди жертв оказались не только люди, не получившие лечения. В большинстве случаев сифилис на последней стадии не передается половым путем, но есть медицинские данные, что как минимум несколько человек оказались переносчиками инфекции. Отказываясь говорить им, что они больны, или, что еще хуже, ложно заявлять, что их вылечили, врачи существенно повышали риск того, что эти мужчины распространят инфекцию на своих жен или сексуальных партнеров. Также пострадали некоторые чернокожие ученые, имевшие отношение к исследованию. Взять хотя бы Юнис Риверс.

Юнис родилась в юго-восточной Джорджии около 1900 года и хорошо знала, что такое расовая неприязнь. Когда она была девочкой, один черный в ее родном городе, защищаясь, убил белого полицейского и бежал якобы с помощью ее отца. В ответ белые вигиланты на мулах приехали к дому Риверс и открыли стрельбу по окнам – одна пуля чуть не попала в нее. В 1918 году Юнис уехала из города, поступив в институт Таскиги. Поначалу она хотела изучать корзиноплетение (там активно занимались ремеслами), но отец уговорил дочь пойти в науку. В итоге она стала медсестрой и акушеркой с уклоном в общественное здравоохранение; она ходила по домам и давала будущим матерям полезные советы по гигиене, например, застилать постель чистыми тканями или газетами, чтобы роды прошли в хороших санитарных условиях.

Медсестра Юнис Риверс была ключевым связующим звеном для черного сообщества Таскиги в исследовании сифилиса и позже подвергалась суровой критике за свою роль в нем (с разрешения U.S. National Archives and Records Administration).

Риверс занималась очень полезной работой, но все равно хотела убраться из расистской Алабамы. В 1932 году она получила предложение занять должность старшей медсестры в нью-йоркской клинике и немедля согласилась. Затем услышала про исследование сифилиса. Белым врачам нужен был контакт с черным сообществом, и СОЗ предложила ей работу в качестве научного ассистента. Возможность подключиться к настоящему исследованию заинтриговала ее, к тому же ей так хотелось сделать что-то хорошее для своей общины, что она отказалась от Нью-Йорка.

Риверс сыграла множество ролей в этом исследовании. В самом начале она помогала набрать мужчин, разговаривала с ними в церквях и школах. Она не выпускала пациентов из виду, прослеживая их местонахождение, и возила их на обследования на своем двухдверном шевроле с откидным сиденьем (она шумно и с удовольствием реагировала на скабрезные истории, которые они рассказывали ей по дороге; спутники, в свою очередь, помогали вытаскивать машину, порой застревавшую в грязи). В свободное время она даже развозила им корзинки с едой и одеждой, чтобы показать, как о них заботятся. В общем, она была единственной поистине незаменимой сотрудницей в этом исследовании, и в 1958 году правительство США наградило ее медалью, чем она безумно гордилась. В 1953 году Риверс также стала первым автором научной статьи, в которой описывались методы исследования – редкое достижение для черной женщины в те времена.

При всем при этом Риверс совершала и некоторые сомнительные поступки ради исследования. Корзины с едой и одеждой, разумеется, были существенной помощью в жизни, но и служили своего рода взятками, помогающими удержать людей в рамках исследования. Хуже того, один местный врач вспоминал, как она отговаривала, порой категорически, своих подопечных пытаться лечиться[39] от сифилиса в других местах – просто для поддержания чистоты эксперимента. Так что в некотором смысле она была полноправной соучастницей врачей, проводивших этот эксперимент.

Известны разрозненные попытки закрыть исследование. В 1955 году белый врач направил письмо в СОЗ, где говорил, что [эта деятельность] «не может быть оправдана на основе любых принятых нравственных норм – ни языческих (клятва Гиппократа), ни религиозных (маймониды, «золотое правило нравственности»), ни профессиональных (кодекс этики Американской медицинской ассоциации)». Официальные лица СОЗ его проигнорировали. В 1969 году группа черных медиков предложила The New York Times и Washington Post статью на первую полосу, осуждающую исследование, но редакторы обеих газет только пожали плечами – сюжет показался им недостаточным информационным поводом. Ученым тоже не было дела. За четыре десятилетия, что длилось исследование, врачи СОЗ опубликовали тринадцать статей, совершенно не скрывая того, что они делают. Например, в первой же строке статьи Риверс упоминается «нелеченый сифилис». Пожалуй, это самое возмутительное во всем деле Таскиги: все происходило на виду у общества, но никто из наделенных хоть какой-то властью и пальцем не пошевелил.

Учитывая то, что ничего не скрывалось, говорить, что в 1972 году произошло «разоблачение», было бы не совсем правильно. Но в этом году один из активистов, выступавший за осуждение исследования, – либертарианский республиканец и член Национальной стрелковой ассоциации – наконец уговорил одну журналистку из Associated Press покопаться в этом. Когда материал был опубликован, он произвел эффект разорвавшейся бомбы. О нем заговорили сотни газет и телевизионных станций; сенат США вызвал руководство СОЗ на заседание и допросил с пристрастием. Активисты даже повесили чучело директора Центра по контролю и профилактике заболеваний США (этот орган контролировал исследование СОЗ).

Вина за Таскиги в основном, по справедливости, лежит на белых медиках, которые инициировали исследование и отказывались лечить людей. Но под огонь попала и Юнис Риверс. Когда появились первые гневные публикации, она разрыдалась, а разборки в прессе стали настолько детальными, что ее госпитализировали с нервным срывом. Многие считали ее, как отметил один историк, либо «расовой предательницей среднего класса», либо полной дурой, которая «никогда не понимала, что, встав на сторону белых врачей в ущерб черным мужчинам, она губит свой моральный облик». Этот пассаж о том, что она «встала на сторону белых врачей», очень показателен. Риверс не желала вреда представителям своего сообщества; многие считали ее своей второй матерью, и ее благотворительные посылки помогали многим в трудные времена. Но, будучи черной женщиной в сельскохозяйственной Алабаме, она не могла не понимать, что вся ее научная карьера зависит от продолжения исследования и ее отношений с врачами из СОЗ. Если бы она вслух усомнилась в этичности их поведения, с ней бы, скорее всего,