– Более того! Смотри, в какой папке я это нашел. Как раз дело о погашении солнца. Пятьдесят девять подозреваемых. Поймали… сорок шесть. И он из тех, кого не поймали.

– Ты не описывал столетнего старика.

– Может, это его дед. Отец. Дядя. Да я не знаю! Но это он. Точно он. Сравни сам.

– Я вижу.

– А вот еще. И еще. И еще. Портреты, присланные в комендантские архивы со всех уголков мира. Никогда он не появлялся в соседних областях.

– Это объясняет, почему его не нашли.

– Не перебивай! Это еще не все. Появляется раз в десять лет. И вот что происходит после. – Рехор показал Кубе список событий. Каждая дата означала или восстание, или бойню, или гражданскую войну, или смерть кого-то важного. Все эти события заканчивались чем-то жутким.

– Кошмар! Насколько ужасен наш мир.

– И последнее!

– Есть что-то еще? Это уже выглядит как… я не знаю.

– Это действительно ужасно. Кажется, наш мир на краю пропасти. И этот человек хочет нас туда толкнуть. Он зло. Хозяева, левиафаны, чудовища, сепаратисты, варвары – все это ничто по сравнению с ним.

– Ты не слишком преувеличиваешь его роль? Он со своими отцами и дедами натворил дел, но не до такой же степени.

– До такой, братец. Тут цифры, но представь, сколько за ними стоит человеческих жизней. Тут много всего. Я сделал конспект. Это том первый. Я чувствую, что улик намного больше. Я уже подписал письмо, в котором попросил прислать максимум информации, которая может помочь. Перечислять не буду, но список огромный. Списки, списки, списки. И перечень городов. Чуть не забыл! – Рехор начал рыться в горе бумаг, лежащих на полу.

– Это он, кажется. – Куба поднял ногу, к туфле прилип лист, на котором были названия городов, перечеркнутые красным карандашом. – Тут штук пятнадцать не зачеркнуто.

– Всего двенадцать. Уже одиннадцать. Новости сегодня утром пришли. Вычеркни третий пункт.

– И что это за список?

– В зачеркнутых городах происходило то самое ужасное. У этого монстра нет необходимости появляться в них. Значит, нам нужно угадать тот, в который он пойдет в следующий раз.

– Да тут же города на разных концах империи. Ты годами будешь за ним гоняться. С трирельсом сподручнее будет, но все же. Его же еще искать надо, а только потом арестовывать.

– А я разве говорил, что он работает один? – Рехор усмехнулся, но получилось как-то криво.

– У него был попугай, но от них нет толку. – Куба взял с табуретки папку с отчетами, после чего сам сел.

– Этот не бесполезный. Умный парень, я таких сразу вижу. Но суть не в этом. У меня есть основания полагать, что он работает не один. Этот Яромир представляет огромную опасность, но даже он не может быть в двух местах одновременно. А эти отчеты говорят об обратном.

– Крамольные могут многое, в том числе и быть очень быстрыми или уметь мгновенно перемещаться, наверное.

– Куба.

– Да?

– Ты нормальный вообще?

– А что?

– Ты сколько лет в гимназии учился?

– Пятнадцать, как и все.

– Ты хоть раз слышал о мгновенном перемещении крамольных? Ты сказок перечитал?

– Да чего ты завелся? Я просто предположил.

– Я несколько дней искал подходящую теорию, а тут ты со своими выдумками. Какие бы странности ни творили крамольные, но такое невозможно. Не все же законы природы они могут нарушать.

– Тот парень с щупальцами на лице, который у нас сейчас в темнице сидит, с тобой бы поспорил. Он убежден во всемогуществе хозяев.

– Фанатики. Тут уже ничего не поделать. Удалось у него что-то еще узнать?

– Нет. Вот будь у нас тот великан, о котором он рассказывал, может, были бы подробности. Но я не знаю, куда этот медведь сбежал.

– Сейчас он уже может быть в сотне километров от нас, так что допроса не выйдет. В общем, теперь я попытаюсь понять, куда Яромир направляется. Затем найдем его, и я выполню задание.

– Вначале надо разобраться с селянами.

– Да? Ты же понимаешь, что это был всего лишь зверь, движимый яростью хозяев? Просто голодный пес, увидевший шматок мяса. Ты молодец, что хочешь уничтожить монстров, но это все равно что злиться на меч, которым убили. Истинный виновник – это этот… Яромир. Не уверен, что его все еще так зовут. Имена он меняет постоянно.

– Если ты уверен, что этот еретик виновен в смерти моего отца, то он уже труп.

– Не факт, – Рехор опять покачал головой и провел ладонью по щетине.

– Ты настолько не уверен в нашем успехе? Сильно же по тебе ударил провал с трирельсом.

– Не глупи. Посмотри, в скольких делах замешан он со своими родственниками, а может, и без них. Это преступник имперского масштаба, такого убивать нельзя… пока.

– С чего бы, Рехор? Рубануть по голове – и хорошо.

– Видишь ли… Я не знаю, как они все это проделали. Как он пропадает на десятилетия без малейшего следа. Как этот род продолжает дело. Чего он хочет. Ничего я не знаю! Так мало информации. Мне нужно еще время, но сначала я определю его следующий шаг. – Комендант встал с пола и потянулся. Куба еще раз подметил, что его друг сильно похудел. Рехор начал толстеть еще в последний год обучения жандармскому делу. Пока был молодым и ходил в подчинении, еще как-то держался, а вот получив тепленькое место в Новом Мизбурге, запустил себя. И вдруг такое изменение за пару недель. Рехор достал карту, на которой было множество заметок, и начал рассматривать ее. В комнате повисло неловкое молчание.

– Слушай, я тут обдумываю тактику нападения… – сказал Куба спустя двадцать минут, за которые комендант успел еще раз изучить импровизированный кабинет.

– Усть-Гора! – перебил его Рехор.

Комендант резко подбежал к своему товарищу, схватил его за плечи и начал трясти.

– При чем тут этот клоповник? – еле произнес Куба, заикающийся от неожиданности.

– Он… они… В общем, следующий удар будет там. Я готов поставить на это все жалование за десять лет.

– Отправимся туда. Но вначале я обязан разобраться с селянами.

– Хорошо. У меня уже есть план. Справимся за день.

Глава 19

До восхода луны оставалось еще сорок минут, но армия была абсолютно готова. Операцией командовал Куба, хорошо показавший себя во время нашествия. На груди главы стражи блестел орден. Было неправильно брать награду на поле боя, но офицеру хотелось похвастаться перед Рехором. Тот уже неделю сидел в своей комнате, не появляясь на публике, роясь в архивах и расследуя дело об убийствах стареющих. Толстяк переживал