Мэри высказала предположение, что, возможно, Боб слишком «нормальный» для Грейс, имея, конечно, в виду, что он не художник[573]. С тех пор как она покинула Нью-Джерси, у Грейс не было ни одного романа с мужчинами не из мира искусства. Но, казалось, художницу беспокоит не только это; возможно, ее страшила мысль, чего она ищет у Боба не столько любви, сколько защиты[574].

В тот период ее жизни такая потребность была вполне закономерной. Многие женщины, достигнув большего, нежели они сами считали возможным, реагировали на свой успех со страхом, особенно в 1950-х годах, когда общество твердило, что женщина, которая осмелилась выбрать собственный путь, противоестественна, непривлекательна и вообще странная[575].

Писатель-феминистка Кейт Миллетт описала этот синдром как «преступление, связанное с тем, что ты слишком далеко зашла»[576]. Она утверждала, что, поднявшись на головокружительную вершину успеха и чувствуя, что все общество настроено против нее, женщина может испытать подспудное желание «рефлексивно отказаться от свободы, особенно в среде, в которой подавление давно стало общепринятым правилом»[577]. Не только Грейс, но и ее успешных коллег, казалось, поражало, что именно теперь им приходится ставить под сомнение курс, когда-то выбранный без малейших сомнений и колебаний.

Это началось год назад, после того как Джейн Фрейлихер вышла замуж за Джо Хезена. В воздухе тяжело повис вопрос верности и приверженности творчеству, особенно среди художниц «второго поколения», приближавшихся к тридцати годам. Может ли художник, особенно художница, быть счастливым в браке? Не являются ли семейная и творческая жизнь взаимоисключающими понятиями? Для Грейс, Джоан и Хелен это был чрезвычайно важный вопрос, включавший как биологические, так и социальные факторы.

Впрочем, будущее было смутным и неопределенным для всех «гранд-дев», в том числе и для Ли с Элен. Художницу помоложе могли бы считать смелой, очаровательной, умной, желанной. Художница постарше, уже не обладавшая этими качествами, да еще не имеющая мужа или детей, серьезно рисковала испытать всю горечь изгнания.

Неважно, каким вниманием и успехом она пользовалась в молодости; со временем она сталкивалась с реальной вероятностью того, что ее творчество может разонравиться людям; что среда, которая и так в основном вращается вокруг художника мужского пола, полностью ее отвергнет, и она останется совсем одна. Мужчина-художник вполне мог оправиться от такого удара; у него для этого было масса возможностей. У женщины таких возможностей было пугающе мало.

Когда Ли, Элен, Грейс, Джоан и Хелен начинали свой путь в творчестве, это был не их выбор, а скорее неоспоримое требование, императив. Теперь же вопрос, как они будут творить дальше на фоне радикально изменившегося социального и творческого ландшафта, требовал тщательного и всестороннего обдумывания. Но то, что они будут продолжать творить, ни у одной из них не вызывало никаких сомнений.

В то утро, когда они должны были погрузиться на судно, отходящее из Гавра в Нью-Йорк, Боб Мазервелл надел парадные белые фланелевые брюки и синий блейзер и настоял, чтобы и Хелен оделась а-ля «Великий Гэтсби». Они должны были выглядеть, как богатые американцы после сезона на континенте, совершенно неинтересные для таможенников с обеих сторон Атлантики — в багаже только личные вещи да пустяковые сувениры. Но на самом деле одно багажное место просто не могло не привлечь внимания. Во время медового месяца во Французской Стране Басков супруги написали десятки картин, и их надо было увезти с собой. Подходящего ящика для упаковки не нашлось, и тогда Боб и Хелен купили гроб.

Они тщательно свернули полотна в рулоны — работы Хелен сверху — и заколотили крышку в надежде, что открывать гроб никто не станет. Но на всякий случай Боб спланировал целое представление, и каждому в нем отводилась конкретная роль[579].

Очаровательная Хелен приехала на причал и, сияя потрясающей улыбкой на загорелом лице, величественно проплыла мимо таможенных чиновников на берегу и на палубе. Провожал супругов общий друг Е. А. Кармин-младший. Он рассказывал, что Боб следил в это время за погрузкой багажа. Но вот таможенник потребовал открыть гроб. Понизив голос, Боб объяснил: его симпатичная жена (кивок в сторону Хелен, помахавшей в этот момент с борта) считает себя художницей, но не особо преуспевает, а он — только чтобы не расстраивать ее! — согласился переправить домой ее довольно скверные картины. И ценность-то эти картины имеют исключительно для их семьи.