собой, — что мы ищем источник блаженства извне, а, между тем, он заключен в нас самих. Женщина — это… нехорошо, плохо…

— Вы сторонник Онана, граф?[20] — уставился на него вице — адмирал. — Стыдитесь, он же был простой пастух!

Пьер ничего не отвечал, вновь обратив свой взор на сцену. Луиза Жермон и впрямь была очаровательна. Но, наведя трубу на ложу Элен, он нашел, что его жена безусловно красивее. Разрешив свои сомнения на этот счет, Пьер со спокойной душою отдал свое внимание опере.

Действие происходило в саду. Двое мужчин, одетых в албанские костюмы, ухаживали за сестрами Дорабеллой и Фьордилиджей. Мужчины старательно пели, объясняясь им в любви. Женщины охотно пели им что-то в ответ, но особых вольностей, впрочем, не дозволяли, игриво ускользая от объятий.

И тут Пьер с удивлением заметил, что из — за одного из деревьев выглядывает чье-то усатое лицо и лицо это с нескрываемым интересом следит за перемещениями Луизы Жермон. Наведя резкость, Пьер без труда узнал поручика Ржевского!

Глава 13. Брависсимо!

Когда поручик Ржевский, расставшись с Давыдовым, пошел искать черный ход за кулисы, он заплутал в коридорах и неожиданно оказался в служебном помещении театрального буфета. Там он выдул бутылку превосходного портвейна, на скорую руку овладел смазливенькой посудомойкой (причем не встретив в ее стороны ни малейшего сопротивления), закусил это дело бутербродом; потом подрался с поваром и, наконец, прихватив с собой бутылку хереса, отправился на дальнейшие поиски Луизы Жермон.

Хмель туманил поручику мозги и заплетал ноги. Но фортуна ему благоволила. И вскоре он уже стоял за картонным дубом в глубине сцены, попивая из горла херес и поглядывая украдкой на прелестную француженку, певшую что-то на итальянском языке.

Ржевский не понимал ни слова из того, о чем пел сейчас квартет артистов, но развязное поведение двух пижонов, крутившихся возле дам, не вызывало у него никаких сомнений относительно их намерений.

«Того гляди в кусты потащут», — думал поручик. Особенно его раздражал расфуфыренный франт, назойливо пристававший к Луизе Жермон.

Реальность и вымысел смешались в голове Ржевского в один непристойный сюжет. И когда франт взял Луизу за руку, терпение поручика лопнуло.

На свою беду ухажер Луизы оказался как раз неподалеку от дуба, за которым прятался Ржевский. Поручик толкнул в его сторону картонное дерево, после чего быстро перебежал за соседнее.

Плоская крона дуба с треском соприкоснулась с головою несчастного франта. Однако тот, благодаря своей шляпе с пышными перьями, умудрился устоять на ногах и, более того, помог Луизе установить дерево на место.

В зале раздались смешки. Но большинство зрителей по достоинству оценили находку постановщика.

«Дуб упал, но жизнь не кончена!» — подумал Андрей Болконский, сидевший в своих белых штанах в ложе для почетных гостей.

— Какая удивительная аллегория! — щебетала в бенуаре молодая княгиня Билянкина. — На влюбленного падает дерево, а он как ни в чем не бывало объясняется в любви.

— Я трактую это несколько иначе, — напыщенно отвечал ее муж, князь Билянкин. — Дерево изображает дуб, а дуб — символ мудрости. Стало быть, на Феррандо обрушилась сама мудрость, но он не внял голосу разума и не отступился от Фьордилиджи, несмотря на то, что она — невеста Гульемо, а он сам — жених Дорабеллы.

— От ваших заумных рассуждений, князь, у меня начинается мигрень!

— Старайтесь поменьше думать, дорогая, и всё пройдет.

Оркестр не замолкал ни на секунду, и артисты продолжали вдохновенно исполнять свои заученные партии.

Ржевский стоял за развесистым кленом и, допивая херес, грозно сверлил глазами ухажера Луизы. Ведь этот наглый франт, с того момента, как на него свалился дуб, уже не то, чтобы брал Луизу за руку, а вообще норовил повиснуть на ней всем телом.

Дергая себя за ус, поручик вынашивал план мести. Хорошо было бы уронить на соперника клен. Но дерево могло заодно задеть и ни в чем не повинную примадонну.

В сердечных делах Ржевский долго рассуждать не любил. И потому, допив бутылку, он решительно рванулся вперед, чтобы заключить француженку в свои объятия. При этом он нечаянно зацепил дерево локтем.

Клен упал, и за ним, как костяшки домино, за одну минуту в саду попадали все деревья, а заодно рухнули и декорации, изображавшие беседку.

— Буря в сердцах, буря в природе! — восхищалась княгиня Билянкина, наблюдая за тем, как артисты в панике мечутся по сцене, уворачиваясь от падающих декораций. — как интересно задумано, князь, и, главное, как свежо!

— Вам свежо только от того, дорогая, что вы обмахиваетесь веером, — сердито отвечал ее супруг. — Пусти вас сейчас на сцену — вас непременно придавило бы беседкой. Я удивляюсь безрассудству постановщика. Он покалечит всех своих артистов.

— Какой же вы зануда, князь! Вы пришли в оперу, чтобы наслаждаться, а все ворчите и ворчите.

— Наслаждаться я буду в другом месте, княгиня.

— Очень остроумно!

— Пусть и не слишком остроумно, зато какая приятная мысль…

Когда пыль на сцене развеялась, взору зрителей предстал поручик Ржевский, держащий в объятиях Луизу Жермон. Поручик страстно ее целовал. Луиза слабо сопротивлялась. Они стояли на самом краю сцены возле оркестровой ямы. Гульемо, Феррандо и Дорабелла медленно уползали со сцены.

— Занавес! — истошно крикнул директор театра.

— Браво! — воскликнул кто-то на галерке.

— Браво! Брависсимо! — понеслось по рядам. — Браво! Бис! Бис!!

Занавес быстро опустился. Но поручик и Луиза Жермон все равно остались стоять на виду у всей публики.

— Пустите, месье, — умоляла француженка, пытаясь освободиться из его объятий. — Перестаньте же, наконец, меня целовать…

— Но, мадемуазель, зрители бисируют. Им нравится, как я это делаю.

Публика и в самом деле неистовствовала. Кто-то бил в ладоши, кто-то смеялся, кто-то утирал слезы умиления. В оркестровой яме дирижер отчаянно молотил своей палочкой по пюпитру, скрипачи стучали смычками по струнам своих скрипок, — что на языке музыкантов означало наивысшую похвалу.

Под воздействием высокого искусства сентиментальные мужья принялись тискать в ложах своих жен, и Пьеру Безухову тоже вдруг захотелось помириться с Элен, чтобы на правах супруга вновь целовать ее мраморные плечи. Но заглянув через подзорную трубу в ее ложу, он увидел, что его жена уже вовсю целуется с каким-то стройным адъютантом. Сжав кулаки, Пьер стал выбираться из своего ряда.

Между тем многочисленные поклонники Луизы Жермон поспешили на сцену — выручать парижскую примадонну из объятий пьяного поручика.

Но Ржевский не собирался выпускать из рук свое сокровище, и завязалась драка.

— Гусагы, бгатцы! — вскричал Денис Давыдов, вскочив на кресло. — Не дадим в обиду нашего бгата!

И вскоре на краю огороженной занавесом сцены завертелась лихая карусель. Офицеры