Мэтью выбрал столик у окна, чтобы его легче было найти. Попивая эспрессо, он просматривал на компьютере заметки к лекции, но вскоре отвлекся на почту, а потом – на сайт «Гардиан». Он уже допил кофе и подумывал заказать второй, как вдруг услышал чей-то голос.

– Профессор?

В нескольких футах от него стояла темноволосая девушка в мешковатой кофте и с рюкзаком за спиной. Когда Мэтью поднял взгляд, она подняла руки, как бы сдаваясь.

– Я не собиралась вас преследовать, – сказала она. – Честное слово.

– Я и не думал, что вы меня преследуете.

– Вы Мэтью Уилкс? Я иду на вашу лекцию!

Она объявила это так, будто Мэтью мучился неведением. Поняв, видимо, что надо объясниться, она опустила руки:

– Я там учусь. Я студентка. – Она оттянула кофту, чтобы показать эмблему колледжа.

Мэтью редко узнавали на улице. Когда же это происходило, оказывалось, что это коллеги, специалисты по космологии, или аспиранты. Иногда – читатели средних лет или старше. Но никого вроде этой девушки.

Она походила на индианку. Разговаривала она и выглядела как типичная американка ее возраста, и все же неопрятный наряд, выдававший факт того, что она жила в общежитии, – черные легинсы, ботинки «Тимберленд», теплые лиловые носки – не скрывал экзотичность ее внешности. Девушка напоминала Мэтью индуистскую миниатюру: темные губы, нос с горбинкой и вздутыми ноздрями, но главное – поразительные глаза того цвета, что мог существовать только в живописи, когда художник вольно смешивал зеленый, синий и желтый. Она выглядела не как студентка из Делавера, но как танцующая гопи, пастушка, или юная святая, которой поклоняются толпы.

– Видимо, ваша специализация – физика, – сумел произнести Мэтью, прервав свои размышления, – раз вы собираетесь на мою лекцию.

Девушка покачала головой:

– Я из свежего набора. Мы выбираем специализацию в следующем году. – Она сняла рюкзак и поставила его на пол, словно собиралась здесь обосноваться. – Родители хотели, чтобы я занялась наукой. И мне нравится физика. У меня был углубленный курс физики в старших классах. Но я еще думаю о юриспруденции, а это скорее гуманитарная наука. Вы можете мне что-нибудь посоветовать?

Было странно сидеть, пока она стояла, но пригласить ее за столик означало вступить в долгую беседу, а у Мэтью не было для этого ни времени, ни желания.

– Я советую изучать то, что интересно. У вас будет время определиться.

– Вы же так и поступили, да? В Оксфорде. Начали изучать философию, а потом переключились на физику.

– Совершенно верно.

– Мне бы хотелось узнать, вам удается совмещать все эти интересы, – сказала девушка. – Я бы тоже так хотела. Вы замечательно пишете! Вы так описываете большой взрыв и хаотическую инфляцию, что я словно вижу, как это было. Вы много занимались литературой в колледже?

– Занимался некоторое время.

– Я просто подсела на ваш блог. Когда узнала, что вы приезжаете, просто ушам не поверила!

Она умолкла, глядя на него и улыбаясь.

– У вас не найдется времени выпить со мной кофе, профессор?

Это была дерзкая просьба, но Мэтью не удивился. В каждом классе был хотя бы один настырный ребенок. Такие ребята строили свое резюме, начиная с детского сада. Они хотели выпить кофе, зайти к нему в кабинет, пообщаться, надеясь получить какие-нибудь рекомендации и стажировки или просто на несколько минут расслабиться и забыть о вечной гонке, побыть немного в покое. Ему было знакомо то, как напряженно держалась эта девушка, как в ней бурлил энтузиазм, напоминавший невроз.

Мэтью был далеко от дома, он приехал сюда по делу, и ему не хотелось тратить время на консультации для первокурсников.

– У меня очень напряженное расписание, – сказал он. – Все время занят.

– А на сколько вы приехали?

– Всего на день.

– Понятно. Ладно, хотя бы лекцию вашу послушаю.

– Именно.

– Хотела прийти завтра на семинар, но у меня занятия.

– Вы ничего не пропустите. Обычно я повторяю уже сказанное.

– Не верю!

Она взяла рюкзак и, казалось, собралась уходить, как вдруг спросила:

– Вам показать, где аудитория? Я до сих пор здесь иногда теряюсь, но ее-то, наверное, найду. Я как раз туда собиралась, как вы понимаете.

– За мной кого-то послали.

– Ладно. Теперь вы точно примете меня за ненормальную. Приятно было познакомиться, профессор.

– Приятно познакомиться.

Но она все не уходила. Она продолжала разглядывать Мэтью – пристально, и вместе с тем отстраненно. Откуда-то из этой отстраненности, словно передавая сообщение из другого мира, она заявила:

– Вы в жизни лучше, чем на фото.

– Не уверен, что это комплимент.

– Это факт.

– Вряд ли это хорошо. Большинство людей скорее увидят меня на фото, чем вживую.

– Я же не говорила, что вы плохо выглядите на фото, профессор, – сказала она, забросила рюкзак на плечо и удалилась – не то обидевшись, не то демонстрируя, что разговор ее немного разочаровал.

Мэтью повернулся к компьютеру. Посмотрел на экран. Только когда девушка покинула кофейню и пошла мимо окна, он поднял взгляд, чтобы разглядеть вид сзади.

Это было нечестно.

Несмотря на то, что треть учеников школы были индийцами, Дивали[38] не считался официальным праздником. Конечно, их отпускали на Рождество и на Пасху, на Рош Ашана и Йом Кипур, но когда дело доходило до индуистских или мусульманских праздников, им доставались только послабления. Это значило, что их отпускали с уроков, но все равно давали домашние задания. А потом спрашивали то, что проходили в тот день.

Практри должна была пропустить четыре дня. Почти целую неделю. Более неудачное время нельзя было и придумать: прямо перед экзаменами по математике и истории в самый важный год учебы. При одной мысли об этом она начинала паниковать.

Практри умоляла родителей отменить поездку. Непонятно, почему они не могли отметить праздник дома, как все их знакомые. Мать объяснила, что скучает по семье – по сестре Диипе и братьям Пратулу и Амитаве. Ее родители, бабушка и дедушка Практри и Дурвы, тоже не молодели. Разве Практри не хочет повидать бабу с дедом, пока те не исчезли с лица земли?

Практри ничего не ответила. Она плохо знала бабушку с дедушкой – они общались только во время редких визитов в чужую для нее страну. Не ее вина, что бабушка с дедушкой казались незнакомыми, почти бестелесными, и все же она понимала, что говорить этого вслух нельзя.