– Спасибо, что пришли, – сказал он, отодвигая блокнот, и повернулся к следующему в очереди.

Молодого человека звали Дев. Дев Кумар. Ему было двадцать, он работал в магазине, где продавали телевизоры и видеоаппаратуру, и учился в вечерней школе, чтобы получить диплом по специальности «Информатика». Об этом поведала мать на обратном пути.

Сама идея выйти замуж за незнакомца, да и просто выйти замуж в обозримом будущем, казалась Практри слишком нелепой, чтобы воспринимать ее всерьез.

– Мам, ку-ку, мне всего шестнадцать!

– Мне было семнадцать, когда мы с твоим отцом обручились.

«Да, и посмотри, что из этого вышло», – подумала Прак-три, но ничего не сказала. Обсуждать эту идею значило легализовать ее, а ей хотелось поскорее о этом забыть. Мать вечно витала в облаках. Она мечтала вернуться в Индию, когда отец Практри выйдет на пенсию. Она хотела, чтобы дочь нашла работу в Бангалоре или Мумбае, вышла за индийского мальчика и купила дом такого размера, чтобы там могли жить и ее родители. Дев Кумар был просто очередным воплощением этих фантазий.

Практри надела наушники, чтобы заглушить голос матери. Остаток полета она провела за эссе по «Алой букве».

Когда они вернулись, этот ужасный сценарий забылся, как она и надеялась. Мама еще несколько раз очень вовремя упомянула Дева, но потом перестала о нем говорить. Отец вернулся к работе, словно бы и вовсе не вспоминал про Кумаров. Сама же Практри снова погрузилась в учебу. Каждый вечер она засиживалась допоздна, путешествовала с дискуссионным клубом, по утрам в субботу ходила на занятия по подготовке к экзаменам.

Как-то в один из декабрьских выходных Практри делала уроки у себя в спальне и одновременно болтала с Кайли по «Фэйстайму». Телефон валялся на кровати, и из динамика доносился голос подруги:

– Короче, он пришел к моему дому и оставил цветы на крыльце.

– Зияд?

– Ага. Просто оставил. Цветы так себе, магазинные, но зато целая охапка. А потом, значит, пришли родители с братом и все это увидели. Мне так стыдно было. Погоди, он мне пишет.

Ожидая, пока Кайли прочтет сообщение, Практри сказала:

– Да брось ты его! Он незрелый, пишет с ошибками и, прости уж, но он просто огромный.

Тут телефон Практри пикнул, и девушка подумала, что Кайли переслала ей сообщение Зияда, чтобы обсудить и решить, что ответить. Она открыла сообщение, не глядя на отправителя, и на экране вдруг появилось лицо Дева Кумара.

Она поняла, что это он, по болезненно напряженному выражению лица. Дев стоял – или, видимо, его заставили встать – под извилистыми ветвями баньяна, в выгодном освещении. Тощий, как люди на картинках, изображающих страны третьего мира, – как будто в детстве недополучал белка. Кузен Раджив и его друзья одевались точно так же, как и мальчики в школе Практри, может, чуть лучше. Они носили одежду тех же марок, так же стриглись. На Деве же была белая рубашка с непомерно широкими лацканами в духе семидесятых и дурно сидящие серые брюки. Он криво улыбался, черные волосы блестели от масла.

В другой ситуации Практри послала бы фото Кайли. Сел-фи парней, которые слишком уж старались, посылали фото своих торсов и использовали фильтры, обычно вызывали у них приступы хохота. Но тем вечером Практри выключила и убрала телефон. Ей не хотелось объяснять, кто такой Дев, – было слишком стыдно.

Она не рассказала об этом и своим индийским подружкам. Родители многих из них женились по сговору, поэтому они нормально относились к этой практике. Некоторые родители хвалили такие браки, ссылаясь на низкий процент разводов в Индии. Мир Мехта, отец Деви Мехты, любил цитировать научную статью в «Современной психологии», в которой говорилось, что люди в браках по любви больше любили друг друга в первые пять лет, тогда как люди в браках по расчету были сильнее влюблены тридцать лет спустя. Подразумевалось, что любовь процветала на почве совместного опыта. Это было вознаграждение, а не дар.

Разумеется, родителям полагалось так говорить. Утверждая обратное, они бы обесценили собственные союзы. Но все это было враньем. Они знали, что в Америке живут по-другому.

Хотя иногда об этом словно забывали. В школе Практри были девочки из суперконсервативных семей, которые родились или выросли в Индии, и потому полностью подчинялись родителям. Хотя на уроках они идеально говорили по-английски и писали эссе странным великолепным, почти викторианским языком, между собой они общались на хинди, гуджа-рати и прочих наречиях. Они никогда не ели в кафетерии, не пользовались автоматами с едой, а вместо этого приносили с собой вегетарианскую еду в судках. Этим девочкам не разрешалось ходить на школьные танцы и вступать в клубы, в которых состояли мальчики. Они приходили в школу, тихо и трудолюбиво выполняли задания, а когда звенел последний звонок, садились в седаны «Киа» и минивэны «Хонда» и возвращались к своему изолированному существованию. Ходили слухи, что эти девочки так берегут свои девственные плевы, что не пользуются тампонами. Практри с подружками так и прозвали их «плевами»: «Смотри, плевы идут!»

– Я даже не знаю, почему он мне нравится, – продолжала Кайли. – У нас был ньюфаундленд Бартлби – Зияд мне его напоминает.

– Что?

– Ты вообще меня слушаешь?

– Извини, – сказала Практри. – Да, конечно, мерзкие собаки. Вечно пускают слюни.

Она удалила фотографию.

– Ты что, раздаешь мой номер посторонним? – спросила Практри мать на следующий день.

– Ты получила фотографию Дева? Его мама обещала, что он тебе напишет.

– Ты велела никогда не сообщать мой номер незнакомцам, а теперь сама раздаешь его?

– Какой же Дев незнакомец?

– Я с ним не знакома.

– Дай я тебя сфотографирую, пошлем твой портрет. Я обещала миссис Кумар.

– Нет.

– Ну давай! Не смотри так мрачно. Дев решит, что у тебя ужасный характер. Улыбнись, Практри! Я что, должна тебя заставлять?

«Почему бы вам не расписаться на моем теле!» Сидя за ужином в ресторане вблизи кампуса, беседуя с членами лекционного комитета, Мэтью снова и снова слышал голос девушки у себя в голове.

Она говорила всерьез? Или это просто глупая провокационная шуточка, принятая у современных американок? В духе их танцев, обжиманий, тверка, всех этих бессознательных намеков. Будь Мэтью моложе, будь хоть немного ближе к ней по возрасту, он бы знал ответ.

Ресторан превзошел ожидания. Много дерева, фермерская кухня, уютный интерьер. Им дали столик неподалеку от бара, и Мэтью радушно усадили в центре.

Сидящая рядом женщина – преподаватель философии за тридцать, с пушистыми волосами, широким лицом, агрессивными манерами, обратилась к Мэтью:

– У меня вопрос по космологии. Если мы считаем, что есть бесконечное множество вселенных, среди которых существуют всевозможные варианты, тогда есть и та, в которой Бог существует, и та, в которой его – то есть ее – нет. В какой из них мы живем?