– Так что, по вашему мнению, мы можем вам сообщить? – несколько нетерпеливо спросил Дьюк.

– Сент-Джайлз – обширный район… – начал Ивэн.

– Не очень, – возразил Дьюк. – Квадратная миля или около того.

– Значит, вы с ним знакомы? – улыбнувшись, спросил Джон.

Дьюк вспыхнул.

– Он мне известен, мистер Ивэн. Это разные вещи.

Но, судя по раздражению, он знал этот район.

– Тогда вам известно, что он густо населен, – продолжил сержант, – причем таким народом, который не желает вступать с нами в сотрудничество. Там процветают бедность и преступность. Естественно, это не то место, которое обычно посещают джентльмены. Там шагу некуда ступить – повсюду грязь и опасность.

– Я слышал об этом.

– Вы там никогда не бывали?

– Никогда. Как вы сказали, это не то место, которое захочет посетить джентльмен. – Дьюк улыбнулся уже шире. – Если б я отправился на поиски дешевых развлечений, то предпочел бы Хеймаркет. Я думал, Рис поступил бы так же, но, видимо, ошибся.

– Он никогда не бывал на Хеймаркете с вами? – мягко спросил Ивэн.

Дьюк впервые смутился.

– Не думаю, мистер Ивэн, что мои развлечения вас касаются. Однако нет, я не бывал с Рисом на Хеймаркете или где-то еще, по крайней мере, в течение года. Понятия не имею, что он мог делать в Сент-Джайлзе. – Молодой человек демонстративно уставился на Ивэна вызывающим взглядом.

Джон и хотел бы усомниться в его показаниях, однако чувствовал, что Дьюк говорил правду, даже если в его словах и пряталась какая-то неявная ложь. Давить на него дальше сержант счел бессмысленным. Молодой человек определенно не стремился помочь, а Ивэн не располагал средствами принуждения. Оставалось только тянуть время и наблюдать, понравится это Дьюку или нет.

– Какая досада, – вежливо сказал он. – Это могло бы облегчить нам работу. Но мы, несомненно, найдем того, кто это сделал. Потребуется больше усилий, больше вмешательства в чужие дела, даже расследование, смею сказать, приватных сторон жизни, но тут уж ничего не поделаешь.

Дьюк смотрел на него, сузив глаза. Ивэн не знал, показалось ему или нет, но в глазах молодого человека вроде бы мелькнуло беспокойство.

– Если желаете подождать в столовой, там есть газеты и что-то еще, – отрывисто сказал Дьюк. – Это здесь. – Он указал на дверь слева от себя и справа от Ивэна. – Надеюсь, когда папа вернется домой, он вас примет. Не представляю, что еще может рассказать вам папа, но он учил Риса в школе.

– Как вы считаете, Рис мог бы ему довериться?

Дьюк смотрел на него с таким неописуемым презрением, что Ивэн понял: ответа ждать не приходится.

Он принял предложение и прошел в холодную и очень неуютную столовую, примыкающую к кухне. Очаг давно погас, и сидеть было бы слишком зябко. Расхаживая взад-вперед, Джон рассматривал книги на полках и заметил множество классических трудов – Тацита, Саллюстия, Ювенала, Цезаря, Цицерона и Плиния в оригинале, на латыни, а в переводе – Теренция и Плавта, стихотворения Катулла, а на верху полки – путешествия Геродота и историю Пелопоннесской войны Фукидида. Вряд ли такие произведения годились для посетителей, ожидающих приема. Интересно, думал Ивэн, что за люди здесь обычно сидят?

Чего ему действительно хотелось, так это расспросить Кинэстона о Сильвестре Дафф. Он хотел знать, есть ли у нее любовник, относится ли она к тем женщинам, что способны достичь желаемого даже ценой чьей-то жизни. Обладает ли силой воли, храбростью, слепым, необузданным эгоизмом. Но как про такое у кого-нибудь спросишь? Как вытянуть это из собеседника против его же воли? Ведь не хождением же в одиночестве по холодной комнате и размышлениями на эту тему. Как ему хотелось бы иметь талант Монка! Тот бы узнал…

Подойдя к очагу, Ивэн потянул за шнур колокольчика. Когда явилась горничная, он спросил, можно ли увидеться с миссис Кинэстон. Горничная пообещала узнать.

Не зная, как выглядит хозяйка дома, сержант изумился внешности Фиделис Кинэстон. С первого взгляда она могла показаться простой. Ей определенно было за сорок, ближе к сорока пяти, и все же он сразу заметил, насколько она притягательна. Присутствовало в ней некое спокойствие и внутренняя уверенность, сливающиеся в единое целое.

– Добрый вечер, мистер Ивэн. – Войдя, хозяйка дома закрыла за собою дверь. Ее светлые волосы слегка поблекли на висках; на ней было темно-серое платье простого покроя безо всяких изысков, за исключением единственной очень красивой броши в форме камеи, привлекавшей к себе внимание в силу того, что других украшений она не надела. Сразу бросилось в глаза ее внешнее сходство с сыном, хотя личностные качества казались совершенно другими, не имеющими ничего общего с Дьюком. Во взгляде никакой враждебности или тени пренебрежения, лишь внимание и терпеливое ожидание.

– Добрый вечер, миссис Кинэстон, – торопливо ответил Ивэн. – Простите, что беспокою вас, но мне нужна ваша помощь в расследовании случившегося с Рисом Даффом и его отцом. Ему я вопросов задать не могу. Как вы, наверное, знаете, он лишился речи и слишком болен, чтобы причинять ему страдания напоминанием об этом происшествии. Мне не хочется излишне досаждать и миссис Дафф, к тому же я считаю, что она слишком потрясена и не может в настоящий момент припомнить что-то существенное.

– Не уверена, что мне что-то известно, – отвечала миссис Кинэстон, хмурясь. – Воображение подсказывает, зачем Рис мог пойти в такой район. Молодые люди так делают. Зачастую их любопытство и наклонности не отвечают здравому смыслу или хорошему вкусу.

Ивэн поразился ее откровенности; очевидно, это отразилось на его лице.

Фиделис улыбнулась; из-за необычности ее лица улыбка вышла несколько кривой.

– У меня сыновья, мистер Ивэн, а прежде были братья. И мой муж – директор школы для мальчиков. Чтобы не знать о таких вещах, мне пришлось бы ходить с закрытыми глазами.

– И вы безо всякого труда поверили, что Рис мог туда пойти?

– Да. Он – обычный молодой человек с обычным стремлением пренебрегать условностями, которых придерживаются его родители, и ведет он себя в точности так, как всегда вели себя молодые люди.

– Как раньше вел себя его отец? – спросил Ивэн.

Фиделис подняла брови.

– Вероятно. Если вы спрашиваете, знаю ли я, то отвечу так: нет, не знаю. Мудрая женщина многие вещи предпочитает не знать, если только ей не навязывают знание; а большинство мужчин предпочитает не навязывать.

Ивэн смутился. Она намекала на визиты к проституткам или на что-то еще? На лицо Фиделис легла тень, тон голоса омрачился. Она смотрела на мир ясным взором и видела много непривлекательного. Ивэн был уверен, что она изведала боль и приняла ее неизбежность – не только свою, но и чужую. Имело ли это отношение к ее сыну, Дьюку? Может, в его поведении много общего с поступками более молодого и впечатлительного Риса? Такому молодому джентльмену юноши стремятся подражать, стараются произвести на него впечатление.