Остановившись у обочины, сержант ждал, когда движение немного ослабнет, чтобы перейти улицу на углу Гросвенор-стрит. Разносчик газет выкрикивал заголовки заметок о нашумевшей книге Чарльза Дарвина, вышедшей в прошлом году. Видный епископ выразил свой ужас и осудил сей труд. Либеральные и прогрессивные мыслители не согласились с ним и заклеймили как твердолобого реакционера. Про убийство в Сент-Джайлзе забыли. На углу стояла жаровня, и продавец жареных каштанов грел руки у огня.

На пересечении Эклстон-стрит и Белгрейв-роуд возник затор. Двое возничих вступили в горячий спор. С того места, где стоял, Ивэн слышал их сердитые голоса. Движение замерло, и он перешел улицу, лавируя среди куч свежего конского навоза, дымящихся на холодном воздухе. До Эбери-стрит оставалось пройти квартал.

Хуже всего в Ранкорне было то, что при одном напоминании имени Монка и его успехов начальник выходил из себя. Глубокая неприязнь между этими людьми не могла объясняться только немногими стычками, свидетелем которых стал Ивэн, и даже последней крупной ссорой, когда Монк хлопнул дверью и Ранкорн уволил его.

Монк этих столкновений не помнил. Они стерлись вместе с остальным его прошлым и возвращались лишь отрывочными фрагментами. Уильяму приходилось лишь догадываться и страшиться того, что еще могло таиться в прежней жизни. Ивэн, конечно, не мог знать наверняка об их разногласиях, но делал выводы, наблюдая слабые стороны и недостатки Ранкорна.

Добравшись до Эбери-стрит, он постучал в дверь номер тридцать четыре.

Его встретила горничная Джанет, улыбнувшаяся несколько неуверенно, словно он ей нравился, но его приход мог означать лишь неприятности. Проведя Ивэна в столовую, Джанет попросила подождать, пока не справится, можно ли ему увидеться с миссис Дафф.

Однако, когда дверь открылась, в столовую быстро вошла Эстер. Она притворила за собою дверь – в синем платье, с волосами, уложенными не так строго, как обычно, раскрасневшаяся скорее от живости движений, чем от смущения. Она всегда ему нравилась, и сейчас Ивэн подумал, что она милее, чем ему казалось раньше, нежнее и женственнее. То был еще один вопрос, волновавший Ивэна: почему Монк с Эстер постоянно ссорились? Уильям ни за что на свете не признался бы в этом, но, возможно, именно из-за этого – он не смел и боялся увидеть Эстер такой, какая она есть!

– Доброе утро, Эстер, – дружески сказал Ивэн, под воздействием чувств изменяя своей обычной официальной манере.

– Доброе утро, Джон, – отвечала она с несколько удивленной, но тоже дружеской улыбкой.

– Как мистер Дафф?

Радость в глазах у Эстер померкла, на светлое лицо будто легла тень.

– Все еще очень плох. По ночам его мучают кошмары. Не далее как сегодня ночью все повторилось. Даже не знаю, чем ему помочь.

– Он, безусловно, знает, что случилось с его отцом, – с сожалением молвил Ивэн. – Если б только он мог нам сказать!

– Он не может! – сразу же заявила Эстер.

– Понимаю, он не в состоянии говорить, но…

– Нет! Вы не будете задавать ему вопросы, – перебила она. – На самом деле было бы лучше, если б вы вообще с ним не виделись. Поймите, я не чиню препятствий. Мне тоже хотелось бы знать – и не меньше, чем вам, – кто убил Лейтона Даффа и совершил такое с Рисом. Но моя главная забота – выздоровление больного. – Она пристально посмотрела на Ивэна. – И я должна руководствоваться ею, невзирая ни на что. Я не смогла бы скрыть преступление или сообщить вам заведомую ложь, однако не позволю мучить его и причинять вред его здоровью – а это может произойти, если вы попытаетесь тем или иным способом вызвать из его памяти то, что он видел и пережил. И если б вы наблюдали его кошмары, как я, то не стали бы спорить со мною. – От полноты чувств ее глаза потемнели, лицо исказилось му́кой; Ивэн достаточно хорошо знал Эстер, чтобы по выражению ее лица понять больше, чем она сказала.

– И доктор Уэйд это запрещает, – заявила сиделка. – Он следит за его ранами и знает, какую опасность представляет новая истерика. Если больной начнет метаться, совершать резкие движения, то они могут открыться.

– Понимаю, – согласился Ивэн, стараясь отогнать возникшие перед внутренним взором слишком живые картины ужасных мучений – настолько они были чудовищны. – Я, собственно, пришел поговорить с миссис Дафф.

У Эстер расширились глаза.

– Вы что-то нашли? – Она замерла, и на мгновение сержанту показалось, что она боится услышать ответ.

– Нет. – Ивэн говорил не совсем правду. Эстер не стала расспрашивать его, но если б задала вполне ожидаемый вопрос, то он, как честный человек, должен был бы ответить, что против Сильвестры возникли подозрения.

Он вернулся не потому, что что-то узнал, а из-за нового подхода к делу.

– Хотелось бы мне найти новые факты… А сейчас остается лишь постараться лучше понять старые.

– Я не могу вам помочь, – спокойно сказала Эстер. – Даже не уверена, хочется ли мне, чтобы вы узнали правду. Понятия не имею, в чем она заключается; знаю только, что для Риса эта правда невыносима.

Ивэн улыбнулся ей, и обоим сразу вспомнились трагедии и ужасы, с которыми они сталкивались в прошлом.

Потом дверь открылась и вошла Сильвестра. Она посмотрела на Эстер, вопросительно подняв темные брови.

– Мисс Лэттерли считает, что мистер Дафф еще недостаточно оправился для разговора – объяснил Ивэн. – Мне очень жаль. Я надеялся, что ему стало лучше, да и нам это облегчило бы поиски правды.

– Нет… пока нет, – быстро сказала Сильвестра; ее лицо выражало благодарность Эстер и облегчение. – Боюсь, он до сих пор не в силах вам помочь.

– Быть может, вы сумеете, миссис Дафф. – Ивэн не собирался так просто уходить. – Поскольку с мистером Даффом побеседовать нельзя, мне хотелось бы переговорить с его друзьями. Возможно, кто-то из них вспомнит и подскажет нам, зачем он ходил в Сент-Джайлз и кого там знал.

Эстер тихо вышла.

– Сомневаюсь, – заявила Сильвестра даже прежде, чем Ивэн успел договорить; потом она вроде бы пожалела о том, что поторопилась, – не потому, что сказала неправду, просто прозвучало это нетактично. – Я хотела сказать, что… я, по крайней мере, так не думаю. Если б они что-то знали, то, конечно, к настоящему моменту уже рассказали бы, не так ли? Вчера к нам приходил Артур Кинэстон. Если б он или его брат что-то знали, то, уверена, сообщили бы нам.

– При условии, что они понимают всю важность подобных сведений, – убедительно произнес Ивэн, словно у него и мысли не было о том, что Сильвестра уклоняется от темы. – Где я могу их найти?

– О… Кинэстоны живут на Лоуренс-сквер, номер семнадцатый.

– Спасибо. Смею надеяться, они назовут мне остальных друзей, компанию которых время от времени поддерживают. – Он старался говорить небрежным тоном. – Миссис Дафф, с кем ваш муж встречался в свободное время? Я имею в виду, кто еще посещал те же клубы, разделял его увлечения и интересы?