Мужчины и женщины смеялись, словно веселились от души. Один указал на дом, в котором исчез Бен. «Вон он», – услышала Арецу, настолько близко они стояли, на противоположной стороне улицы, не глядя на припаркованные машины. Другой пошел проверить, коренастый парень с бородой и покачивающейся походкой. В руке он держал телефон, наверняка в режиме видеосъемки. Все это она могла разглядеть, потому что с пассажирского сиденья перегнулась к стеклу водителя и сложила руки в виде подзорной трубы.

Она видела, как бородач, пожимая плечами, поднялся обратно по лестнице, ведущей из подвала. Что он сказал остальным, она уже не услышала. Ночной воздух содрогнулся от раската грома, и Арецу от страха соскользнула вниз. И попала локтем по рулю.

Даже рев носорога не смог бы привести ее в больший ужас, чем автомобильный гудок, на который она случайно нажала.

С этого момента она снова почувствовала себя как раньше.

В машине. На заднем сиденье, куда перебралась. На полу, куда сползла.

Арецу было знакомо это чувство, это состояние. Она называла его припадок страха. Когда ужас, как рыболовный крючок, впивается в сознание, и лучше не делать никаких резких движений, чтобы не вогнать его глубже.

Она испытывала подобные парализующие припадки страха чаще, чем ей хотелось бы. Первый – когда ей еще не было и четырнадцати, в седьмом классе лесной гимназии в Шарлоттенбурге.

Пение ее одноклассников, которые тогда, после трагического несчастного случая с ее другом, переделали для Арецу считалочку, все еще звучало у нее в ушах. Она часто просыпалась со злорадными голосами в голове, после ночного кошмара, в котором переживала все заново: поцелуй на Теодор-Хойсплац. Как Нильс оборачивается в последний раз. Как смущенно улыбается, прежде чем исчезнуть на лестнице к станции метро. Потом приезд полиции. Грустный взгляд, ужасные слова.

Одноклассники, которые винят ее!

Но она была ни при чем. Ее даже не было рядом, когда Нильс споткнулся, упал на рельсы и попал под поезд. Но сегодня, сейчас, в эту секунду, это действительно была ее вина. Во всех отношениях.

Проклятье, проклятье, проклятье! Как можно быть такой дурой?

Она начала эксперимент. И это она только что послала своим собственным преследователям акустическое приглашение.

«Э-эй, я здесь. В такси! Поймайте меня…»

Жадным до денег сумасшедшим, которые чувствовали себя вправе охотиться на них.

Как начинающий психолог, Арецу знала, что видео бывшей социальной работницы, которое Швартц показал им, стало тем поворотным моментом, который она хотела исследовать. Когда пересекается определенная черта, и скопище индивидов превращается в агрессивную толпу.

Раньше большинство психологов исходили из того, что человек, как правило, готов к насилию и деградирует в анонимной массе, делает шаг назад в своей эволюции, что позволяет ему забыть моральное воспитание и следовать только первобытным инстинктам.

Однако новые исследования показывают, что необходима эмоциональная связь, благодаря которой отдельные индивиды сначала воспринимают себя частью группы. И благодаря которой из соучастников мутируют в преступников.

Большинство демонстрантов становятся воинствующими лишь тогда, когда сталкиваются с необоснованной жестокостью полиции. Внезапно даже миролюбивые граждане начинают швырять камни и чувствуют, что это оправданно.

И обвинения против Бена, который сначала лапал собственную дочь, потом сделал ее инвалидом и в конце концов довел до попытки самоубийства, становились для людей оправданием: травля растлителя малолетних была общим эмоциональным знаменателем, на котором без проблем сошлась линчующая толпа. Неудивительно, что первая группа уже появилась на улице с малолетними проститутками. И наверняка не последняя. Чем дольше Бен будет отсутствовать – это было очевидно, как и тот факт, что в одиночку ей не пережить эту ночь, – тем больше людей здесь соберется. Завлеченных фальшивыми сообщениями и перспективой огромного богатства, мотивированных ненавистью и желанием мести.

«И кто знает, какое дерьмо распространяют обо мне сейчас в Сети?»

Арецу сжала телефон Бена в руке и вдруг испугалась, что он зазвонит и подаст толпе снаружи еще один знак, что она прячется здесь, в такси. На полу между сиденьями, нелепая, как ребенок, который закрывает глаза руками и думает, что его никто не видит.

Какая глупость.

Она хотя и была маленькой, худой и вся в черном, но охотники тоже не слепые. Кто-то уже посветил телефоном внутрь машины?

Арецу показалось, что она увидела тень, и действительно, какой-то мужчина сказал:

– Это сумка или… нет, там кто-то лежит!

Возбужденный звучный мужской голос отдавался в ее ухе скребущимся эхом, словно кто-то царапал ногтем по доске.

Они здесь!

Прямо у машины. И гарантированно пялятся на нее, как она до этого смотрела на них изнутри. Плотно прижавшись руками и лицом к стеклу.

– Это та психованная тетка? – Арецу услышала вопрос одной женщины.

Потом кто-то шикнул, и стало тихо. Только дождь барабанил по крыше, и Арецу казалось, что она сидит под перевернутым ведром, которое забрасывают камнями.

«Что мне делать, если они разобьют стекло?»

Арецу нашла в себе силы нащупать рюкзак, и ее сердце заколотилось еще сильнее. Рюкзак бесполезен, газового пистолета в нем больше нет. Швартц оставил его у себя, потому что она не смогла предъявить так называемое «малое разрешение на оружие», которое якобы необходимо для такого пистолета. Полицейский настаивал на этом, возможно, из мести за то, что Бен оказал на него такое давление. А может, Швартц хотел еще раз дать им понять, что без него они абсолютно беззащитны. В любом случае он оставил у себя пистолет вместе с патронами, охотничий нож и даже перцовый баллончик.

И теперь она, безоружная, оказалась полностью во власти затихшей на время толпы; их разделяли лишь несколько миллиметров металлической обшивки и хрупкие стекла.

Вдруг все закачалось.

Пол, машина, она сама.

Арецу перестала дышать, попыталась сжаться еще сильнее, стать меньше. На мгновение ей снова было тринадцать, и она сидела скорчившись за спортзалом, куда ее загнали одноклассники.

Снова она сидела на корточках рядом с металлическим мусорным контейнером, съежившись, втянув голову в плечи, в ожидании пинков и ударов; в конце вся в крови и слезах или вовсе без сознания.

Тогда, в седьмом классе, они топтали ее. Сегодня скакали на машине, раскачивая ее, как качели. Одни спереди на капоте двигателя, другие сзади на багажнике.