Ева задумалась. Пока думала, дошла до конца переулка. И только тогда сообразила, что находится недалеко от Старого Арбата. «Толик Прахов говорил, что у него где-то здесь магазин… Может, заглянуть?»

Она свернула в следующий переулок и увидела яркую вывеску – «Антикварная лавка».

За прозрачным толстым стеклом было видно старинные секретеры, атласные кресла, золоченую посуду на полках. Канделябр в виде обнаженной девушки на малахитовой столешнице. В магазине горел свет. Ева толкнула дверь – она была заперта. Потом надавила на кнопку звонка.

Откуда-то из глубины магазина вышел Толик Прахов, увидел Еву за стеклом – и остолбенел. Ева улыбнулась и помахала ему рукой. Прахов вздрогнул и торопливо распахнул дверь.

– Ева… Боже, какими судьбами! – ахнул он.

– Да вот, решила тебя навестить. Ты же сколько меня звал сюда! – напомнила она.

– Но сейчас половина двенадцатого, я уже собирался уезжать в Лапутинки!

– Вот и прекрасно. Заодно и меня подвезешь.

– Минутку… – Толик нажал кнопку, и на окнах, снаружи, стали опускаться металлические жалюзи. – Ты не замерзла? Хочешь чего-нибудь выпить?

– Ох, не надо! – засмеялась Ева. – Я весь вечер чего-то пью…

– А со мной – не хочешь? – Толик как будто немного обиделся. – Идем…

Они прошли в заднюю комнату, Прахов усадил Еву в кресло, сел рядом на низенький пуфик, отчего ей стало казаться, будто Толик стоит перед ней на коленях.

– Руки у тебя какие холодные… – взяв Еву за руку, пробормотал он и поцеловал ей ладонь.

– Ой, я же перчатки свои забыла! – вспомнила Ева. – Ну да ладно, бог с ними, не возвращаться же туда снова…

– Куда? – кротко спросил Толик.

– А, неважно… Чай у тебя есть? Или нет, лучше кофе – а то я в дороге засну!

Прахов принес ей кофе, принялся рассказывать о своих раритетах – чем какой знаменит, прочитал небольшую лекцию о том, как правильно реставрировать антикварную мебель. Потом – о своих клиентах, кому чего требуется… Ева слушала его, с удовольствием кивала головой, и прекрасное настроение не покидало ее. «Главное – вовремя остановиться! Если бы я не удрала от Ярика, совесть бы меня точно заела! И чего на меня нашло… А все Шурочка виновата, подсунула мне его телефоны! Хотя нет, я не права – надо было увидеть Ярика, надо – и именно для того, чтобы окончательно понять, насколько он мне безразличен…»

– Ева, да ты меня не слушаешь совсем! – ласково произнес Прахов.

– Что? Нет, Толик, я тебя слушаю…

– …так вот, большинство людей желает, чтобы у вещей была некая легенда, история – это придает им самим значительности, веса в собственных глазах. Чтобы запонки принадлежали когда-то Николаю Второму, а этажерка – непременно фаворитке Людовика Четырнадцатого… И даже чтоб старинный топор был прототипом того самого, которым Раскольников зарубил старушку-процентщицу! Кстати, я тебе собирался кое-что подарить…

– Толя, не надо! – взмолилась Ева. – Ты лучше меня домой отвези!

Прахов вздохнул.

– Ева, неужели я настолько скучен? – печально спросил он.

– Ну что ты! – Ева наклонилась и нежно поцеловала его в лоб. – Ты очень милый… Но, пожалуйста, поехали!

Толик снова расцвел. По дороге он рассказал Еве, как отличить настоящего Крамского от подделки и как правильно выбрать граммофон.

Ева сердечно попрощалась с Праховым у ворот своего дома и вошла во двор. Увидела Михайловского – тот как раз выезжал из гаража на своем внедорожнике.

– Даниил, ты куда? – удивилась она.

Михайловский выскочил из машины и подбежал к ней.

– Где ты была? – напряженным голосом спросил он.

– У Шуры Лопаткиной, – не мудрствуя лукаво, ответила Ева.

– Врешь! Я ей звонил.

– Какая досада… Слушай, Данька, у тебя нет никакого повода меня ревновать. Я чиста и невинна. – Она пошла по заснеженной аллее к дому, муж – следом.

– Почему у тебя телефон не отвечал?

– Я его выключила.

– А сюда как добралась?

– Меня Толик подвез.

– Кто тебя подвез?!

Ева с сердитым укором обернулась на мужа и вошла в дом. Разделась, села в кресло, включила телевизор. На канале для полуночников ведущий с воодушевлением рассказывал, для каких целей инопланетяне похищают людей.

– Теперь подробнее о Толике. – Михайловский встал перед телевизором. – Ты что, серьезно? Вы встречались? Где?

– В Москве… Слушай, ты мне экран загородил! У твоего брата в Москве антикварный салон, ты забыл? – Ева начала всерьез злиться. Как можно ревновать к Толику Прахову, она не понимала. О Ярике Ева рассказывать не собиралась. Да и что там рассказывать…

– Значит, это был Толик, – нехорошим голосом констатировал муж.

Еве совсем не хотелось выяснять отношения.

– Я тут с ума схожу… Обзвонил все больницы, все морги… – мрачно продолжил Михайловский. – Я уже бог знает что думал!

– На самом деле ты думал только об одном, – холодно сказала Ева. – Ты думал о том, что я тебе изменяю. Ты ужасно, ну просто до неприличия ревнив, Михайловский.

– Да, я ревнив! А тебе непременно надо быть в центре внимания… Ты обожаешь, когда на тебя все смотрят, ты жить не можешь без всеобщего поклонения!

– Ты слишком подозрителен, Даниил, – все так же холодно возразила Ева. – Смертельно боишься, что тебя предадут, что тебе изменят. Прячешься тут ото всех, словно в берлоге… Ты боишься жить!

– Я?..

– Да, ты! Ты и историей заниматься стал потому, что хотел убежать из настоящего туда, в прошлое, где тебя уже никто не сможет найти… Ты трус!

У Михайловского стало такое лицо, что Ева всерьез испугалась – он ударит ее. Но муж этого не сделал.

– А ты… – сдавленно пробормотал Михайловский. – Знаешь, кто ты?

– О, я догадываюсь, кем ты хочешь меня назвать… Но не выйдет! Впрочем, да, ты прав, у тебя есть повод для ревности… – засмеялась она.

– Я тебя ненавижу. Ты – СТЕРВА.

– Это я тебя ненавижу! – заорала Ева так громко, что у самой зазвенело в ушах. – Я вас всех ненавижу!..

Несколько секунд Михайловский смотрел на нее черными, совершенно безумными глазами, а потом ушел, шарахнув дверью. Еще через минуту Ева услышала, как муж выезжает на машине со двора.

Тогда она схватила с полки свою любимую куклу, «Принца», и швырнула ее в камин. Запахло паленой шерстью, задымился атлас, из которого был сшит костюм игрушки…

Но Еве не было жалко.

– Никто и никогда… Знать их больше не хочу!

Их – это мужчин. И Ярика, и прочих. А больше всех – Даниила Михайловского. Ведь он был ее мужем, а значит – главным ее врагом.