Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не видишь? — подстёгивает меня голос Гесса.
— Нет, — я всё ещё пытаюсь понять, что необычного смог увидеть мой несносный напарник. И почему я стою к нему спиной и не пытаюсь орать?
— Он одет, как Орландо. Платок на шее. Шёлковая рубашка. Шляпа.
— А сзади они и так похожи, словно одной матерью рождённые, — холодею я. — Тот же рост, манера двигаться… Боже, у них даже причёски почти одинаковые.
Я стремительно оборачиваюсь и непроизвольно цепляюсь в рукав Гесса.
— Ты хочешь сказать, они хотели убить Орландо?
— Не знаю, как «они», но кто-то один — точно. Пойдём, посмотрим, почему так тихо. «Марселла» словно вымерла.
Я шла, намертво вцепившись в Гесса. И никакая сила не смогла бы меня сейчас оторвать от него. Воображение рисовало страшные кровавые картины, где все лежат мёртвые, с перерезанными горлами. Или отравленные ядом. И не осталось больше никого — только я, Гесс и Герда: моя бывшая домоправительница точно была жива, когда я выходила из каюты. Её сладкое похрапывание я не спутаю ни с чем.
Солнце уже взошло из-за горизонта и окрасило волны красным, отчего мне стало ещё неуютнее. И кровавые реки в моей голове превратились в бесконечное море.
Реальность оказалась намного проще и приятнее: вся команда, включая Орландо и оставшегося телохранителя, спали мертвецким сном. Беспробудным и странным. Но от облегчения я готова была плакать и целовать мрачного Гесса. Целоваться, конечно, я не полезла, но на миг прижалась к нему. К единственному человеку, что стоял со мной рядом. К единственному, с кем я сейчас могла разделить радость. И он охотно принял мой порыв — обнял крепко и надёжно.
Так часто делал мой папа. От таких объятий веет спокойной уверенностью и теплом. Если закрыть глаза, то можно поверить, что ничего не случилось. А всё вокруг — всего лишь дурной сон или дурацкий розыгрыш. Но люди были живы — и это примиряло меня с действительностью. Оставалась только целая гора неудобных вопросов: кто и зачем хотел убить Орландо и куда на самом деле мы вляпались?
Их опоили — я видел это ясно. Такие вещи, если сосредоточиться, определить несложно. Тем более, у людей. Со мной всё понятно — меня не свалит ни одно человеческое пойло: ни в еде, ни в воде я не нуждался. Рени оказалась единственной, кто не принял снотворное, подмешанное в еду или питьё? И кто-то должен был провернуть это незаметно.
Корабельный кок храпел вместе со всеми. С удивительно ясной улыбкой на лице. Меня даже пот прошиб, когда я на миг подумал, что всё это могла сделать Рени. Шаракан, какие только мысли в голову не полезут, когда сталкиваешься с нелогичными странностями.
Она была напугана. Она не смогла бы скрыть своё коварство. Вся как на ладони. А ещё она подозревала меня. Даже сейчас, когда так доверчиво прижималась ко мне, испытав облегчение.
Я готов был продать душу, чтобы стоять рядом с ней. Вдыхать её запах. Сходить с ума. Но не сейчас, когда она полна сомнений.
— Что будем делать? — спросила Рени, разрывая невидимые нити хрупкого равновесия, что оплетало нас невольно. Рядом с ней я чувствовал себя сильнее и увереннее. Могучим властелином, способным на вещи, которые, возможно, никогда бы не стал делать в прошлом. И, кажется, меня не пугает эта зависимость.
— Посмотри мне в глаза, — потребовал я тихо. Рени вздрогнула, но повиновалась. Два испуганных беспокойных озера. Ресницы слиплись стрелочками от слёз. — Я хочу, чтобы ты мне доверяла. Понимаю, это сложно. Но без этого ничего не получится.
Она отвела взгляд, закусила губу.
— Не могу, Гесс, — выпалила Рени, и по её решительному виду я понял: сейчас она выскажется, выплеснет всё, что на душе накопилось.
Отчего-то стало легко и спокойно. Может, это и к лучшему. Наконец-то она перестанет вести себя подчёркнуто равнодушно, вежливо и отстранённо, словно я пустое место.
— Я тебя внимательно слушаю, — подтолкнул я её к откровениям, а сам прислонился плечом к стене, сложив руки на груди.
— Нет! Это я тебя слушаю! — взорвалась она, вспыхнув. — Ты появляешься, как чёрт из табакерки, в моём гараже. Непонятный и опасный! С дурацким кроликом за пазухой! А потом начинают происходить странные события! В моём тихом и спокойном Лидли, где поимка мелкого воришки — сенсация, которую месяцами перетирают наравне со светскими сплетнями! Я всё ждала, когда снова случится что-то необычное, чтобы наконец-то утвердиться в своих подозрениях. И вот, результат, — Рени обвела дрожащей рукой каюту, где вповалку спали капитан и боцман.
Она сделала шаг назад, словно хотела быть от меня подальше, оступилась и чуть не упала, но чудом удержала равновесие. У меня от её слов брови на лоб полезли бы, не умей я сохранять спокойствие. Сколько фантазии, какой накал страстей, оказывается, живёт в этой хрупкой девушке.
— Продолжай, — в голосе моём слишком много жёсткости, которую Рени наверняка примет за угрозу. На самом деле, я просто хотел, чтобы она высказалась до конца.
— Нечего продолжать, Гесс, — она расправила плечи. Очень храбрая и боевая Рени. Напряжённая, как туго закрученная пружина. — Ты можешь убить меня. Или это сделает твой таинственный напарник? Тот, с картавым противным голосом? Мне не страшно. Я только хочу знать: почему? Зачем всё это? — она снова обводит рукой помещение и плечи её опускаются, будто от невольного груза.
Я вздохнул. Раз. Другой. Слова с языка не шли. А она ждала, готовая умереть. Почти безвольная жертва, не умеющая сопротивляться. Если так пойдёт дальше, она сдастся без звука в самый опасный момент.
Миг — и я рядом. Сжимаю её горло пальцами, а другой рукой намертво захватываю в плен её тонкое запястье. Всего лишь одно, давая шанс. И она не разочаровала. Издала возмущённый вопль и со всей силы ударила меня по лицу, одновременно делая попытку заехать коленом в пах.
Рени боролась, как тигрица. Я почти не шевелился — уклонялся только от её атак. Ничего не стоило её придушить, обездвижить, но мне важно было вот это — её яростное сопротивление — иступлённое и безрассудное.
— Замечательно, — прошептал я, всё же захватывая в плен её руки: сжал запястья, завёл их за спину и прямо впечатал девичье тело в своё. — А говорила, что готова умереть.
— Пусти! — прорычала она мне в лицо, дёргаясь изо всех сил. — Вы… ты… что себе позволяешь? Я сказала: мне не страшно умереть!
— Это одно и то же, Рени. Одно и то же.
Она на мгновение замерла — раскрасневшаяся, потная, окутанная таким запахом, что я почувствовал головокружение. А затем сдула завиток со лба и заявила:
— Что, так и убьёшь, ничего не объяснив? Я не согласна, понял? Не согласна!
— Рад это слышать, — прошептал ей почти в самые губы и наконец сделал то, о чём давно мечтал: поцеловал. Мягко, не спеша, с наслаждением. Не забирал энергию и не делился. Просто целовал, как мужчина целует желанную женщину. Нежно и трепетно, с чувством, что мир вокруг рушится — и плевать.