Руками хватаюсь за перила, боясь, что меня сейчас снесут на фиг.

- Что происходит?

- Включите свет!

- Пожар? Мы горим?

- Кто-нибудь, посветите.

- Серега, хватай бутылку со стола, и сваливаем. Платить не надо будет.

И как, по-вашему, спуститься на первый этаж, когда халявщики даже в темноте по лестнице бегают?

Черт.

Сейчас прям пожалела, что Большие Сиськи с собой не прихватила. Она бы своим бампером всех растолкала.

- Народ! – кричит Погорелов.

О, чудо, в его руках оказывается фонарик, которым он светит себе в лицо. Страшное зрелище, я вам скажу. Он в жизни не красавец, а когда в таком ракурсе, так вообще урод.

– Эй! Внимание! Не услышите мое предложение, будете жалеть об этом всю жизнь.

Кто-нибудь, заткните мне уши, я не хочу слушать недоумка с пластмассовой короной на голове.

- Вы сами видите, что происходит в этой богадельне, - продолжает он и фонарем светит вокруг себя. - Электричества нет. Музыки нет. А что дальше? Рвануть все может.

Секундная тишина, а потом начинается дикий гул из одобрительного лая.

- Погореловы беспокоятся о населении и не хотят, чтобы ваш вечер не был испорчен. Поэтому… Не расходимся и с песней летим ко мне на пати, где вас ждет море бесплатной выпивки. Все за мой счет, господа. Соня, - выкрикивает гад, направляя свет в мою сторону. - К тебе у меня личное приглашение. Нужно залить горе. Я помогу.

Не того я по морде била. Вот точно не того. Показываю ему средний палец и с улыбкой на лице спускаюсь вниз.

Попался, мудак. Все идет по плану.

- Он реально с подносом по всему залу бегал? – спрашивает Корней, садясь в кресло, в котором еще совсем недавно располагалась задница Никольской. – Не голый, надеюсь?

- Сам не видел, но народ рассказывает, что за хорошие чаевые мог станцевать, – отвечает ему Суханов, расхаживая по моему кабинету, как по своему собственному. – Евсей, какой хоть танец? Вальс, румба или, нет… Знаю. Ча-ча-ча. Да? Угадал?

- Назар, не забывай, о ком мы говорим. Максимум, на что способен Гуляев, - танец маленьких утят. И то даже там облажается. Вместо утенка начнет пингвина изображать.

- Придурки, я здесь и все слышу.

Ну, что сказать? Я знал, на что шел, собирая идиотов в одном месте. Эти парни другими не бывают.

- Слышишь? – встревает Назар, садясь поудобнее. – Тогда я готов сделать заказ: начнем с воды. Без газа. Можешь добавить дольку лимона.

Воды? Да легко. Не думая, швыряю в него бутылку с водой и, когда он с легкостью ловит её в полете, вдогонку кидаю вторую, которая прилетает точно в цель.

Попал. Правда, всего лишь в плечо, а я все-таки целился в лоб.

- Я, пожалуй, обойдусь, – говорит Корней, смотря на то, как его друг морщится, растирая ушибленное плечо. – Что? Сухой напился?

- Харэ ржать. Прям по больному месту попал. Креветка вчера только биноклем зарядила. И главное, не докажешь ей, что я тачку свою на парковке высматривал, а не на баб засматривался в соседнем доме.

- Назар, ты жалок. Мало того что извращенец, который за людьми подглядывает, так еще и битый каблук.

Ржу в голос, смотря на парня, и только сейчас вспоминаю, что с нами сидит друг Пантеры. Голицын, чтоб его. Для него задания я не придумал, но все равно позвал. Мало ли, вдруг Ромка за кинутый стакан в пантеру от кого-нибудь отхватит.

- Кто бы говорил, – слышу голос Даньки. - Забыл, как ты после стычки с Никольской две недели на одну ногу хромал?

- А фонарь под глазом? Чем она его? Ногой вроде. Жаль, что не бутылкой.

- Мы сейчас все воскрешать будем? – бурчу в ответ, вспоминая, как однажды Соня меня со своей пяткой познакомила. Уже не помню, за что, но точно без причины. Она раньше того была… сумасшедшая немного. Последнее время прозрела. Я тому причина. Кто ж еще?

- С удовольствием.

- Давай.

Вот же сволочи.

- Дань, помнишь, как он бесился, когда узнал, что у Сони в телефоне записан как мудак?

- Это когда он заставил нас отвлечь её, чтобы телефон с десятого этажа выкинуть? – Корнеев говорит и на меня смотрит. – Не, не помню такого.

- А ты у своей как записан? «Шпала»?

- Красавчик, – с гордостью отвечает Назар, улыбаясь, будто ему только что удалось сбежать из психушки.

- А, по-моему, вы здесь все каблуки, – противно смеясь, пищит Голицын, и тут же три пары глаз врезаются в него.

Нет, все-таки зря я его позвал. Подсознательно чувак меня до сих пор бесит.

- Ты кто такой? – возмущенно спрашивает Суханов. Кажется, его больше всех задело заявление лопоухого.

- Я…

- Он Никольской стаканом в глаз заехал, – поясняю, чтобы друзья поняли мотивы моего приглашения. Они-то уже в курсе плана.

- А-а-а, – в один голос мычат они.

- Смертник, – расслабляется Назар и снова в кресле разваливается. – Вот даже стебать не буду. Никольская и так от тебя мокрого места не оставит.

И тишина.

Вот так, в один момент все взяли и замолчали. Как будто только что и не катили друг на друга бочку. А тут… В конце концов, мы не так часто собираемся вместе, чтобы, встретившись, заткнуться.

- Мамаев вчера звонил, – говорит Корней. - Спрашивал, когда мы соизволим к нему приехать.

- Так и сказал?

- Нет, это же Глеб. Спросил: когда он сможет увидеть наши унылые морды, чтобы еще раз убедиться, какой охрененной жизнью он живет. У его мартышки концерт скоро.

- Рванем через неделю.

Я каблук? Ни хера я не каблук.

- Да! Чисто мужской компанией. Кто, вообще, с девчонками летит в Амстердам? Одни поедем.

Смотрю на парней, конечно, ликование на лице изображая, а сам прикидываю, под какой замок Пантеру закрыть, чтобы она не вздумала в этот момент на улицу выходить? Замок поможет? Вряд ли. Она стену проломит.

Пф-ф-ф. Нашел о чем париться. Так и скажу: дома сиди, пока я буду бродить по улицам из красных фонарей. Если я ей так ляпну, она проломит не стену, а мой череп.

- Конечно одни. – Хрен я вслух свои мысли озвучу. – Свой самовар должен оставаться дома.

- А, по-моему, без баб вы и до туалета дойти не сможете.

Нет, Голицын просто нарывается на неприятности.

И ему похер, что три мужика кулаки сжали и косятся на него. Сидит, на диване развалившись, и кайфует.

- Я верю, что он друг Никольской, – размышляет вслух Сухой. – В её стиле так людей обманывать. Спелись, блин. Гуляев, куда ты попал?