красные,

на лужайке вечерком

отдохнем с милым дружком.

А потом вдруг зарыдал рожок, да так жалобно:

На дуде я играла,

на дуде я играла,

кровью сердце мое истекало.

Солнышко прекрасное,

золотое, красное,

будит в могилах

среди камней

тени несчастные

мертвых людей.

Холодно! Холодно!

Внезапно умолкла песня, и зов пастушьего рожка перешел в затихающий стон. И только лесовик завывал вдали на склонах, да мельница все так же ревела и хохотала.

А в раскатах злобного хохота слышалось:

Тррр-тррр-тррр-трр,

тррр-тррр-тррр-трр.

Туре кручи по плечу

и завалы,

и завалы,

и завалы.

Тррр-тррр-тррр-трр,

тррр-тррр-тррр-трр.

Ну неси скорей муку

к нам под скалы,

к нам под скалы,

к нам под скалы.

Ревела река, да лесная нечисть завывала вдали.

А недвижное око все смотрело и смотрело на охотника, маня его к себе с какой-то неистовой страшной силой.

Тррр-тррр-тррр-трр,

тррр-тррр-тррр-трр.

Ха-ха-ха, хо-хо-хо,

пусты клети,

пусты клети,

пусты клети.

Тррр-тррр-тррр-трр,

тррр-тррр-тррр-трр.

И пойдут на радость вам

малы дети,

малы дети,

малы дети.

РЕГИНЕ НУРМАН

КОЗЁЛ-КРУТОРОГ

В некотором королевстве жил король, и был у него сын единственный. Король в нем души не чаял и ни на шаг от себя не отпускал, чтобы ни днем, ни ночью не разлучаться. Сидит король на троне, а королевич подле него на серебряном стульчике, приляжет король вздремнуть и сына с собой уложит, голову его на своем плече покоит. С ребятами бегать королевичу не давали, друзей-приятелей во дворец водить не позволяли.

А королевич-то был добрый и послушный мальчик, всегда старался отцу угождать, воле родительской ни в чем не перечил. Рос он сиротой без матери; в день, когда крестили королевича, королева вдруг исчезла, точно сквозь землю провалилась, и никто не знал, что с нею сделалось. Король от горя места себе не находил, разослал он гонцов по всему свету, поскакали гонцы во все концы и всюду спрашивали, не видал ли кто-нибудь королеву, да так ни с чем и вернулись.

С тех пор король и дрожал над сыном и глаз с него не спускал; видать, боялся, как бы и с мальчиком не случилось того же. Что и говорить — хуже нет, как ждать одинокой старости! Дряхлому да немощному нельзя без надежной опоры.

В день, когда королевичу исполнилось пятнадцать лет, король заболел и слег, и напала на него такая ужасная хворь, что страшно было к нему подступиться.

Позвали на помощь лучших лекарей, — но ни один не знал, как тут помочь. С каждым днем королю становилось все хуже.

Однажды утром, просидев всю ночь возле больного отца, королевич вышел подышать свежим воздухом. И вот, когда он прогуливался, ему в дальнем краю сада повстречалась сгорбленная старушка с клюкой.

— Здравствуй, королевич, — говорит ему старушка и кланяется так низко, что подол платья по земле стелется.

— И тебе здорово, бабушка! — сказал королевич и хотел уж было мимо пройти, но старушка поймала его за край плаща.

— Знал бы ты, что мне ведомо, небось не торопился бы уходить. — А сама держит его за плащ и не отпускает.

— До того ли мне, чтобы с тобой разговаривать, — сказал королевич. — Ведь короля, батюшку моего, злая хворь совсем извела. Из семи стран к нему съехались самые знаменитые лекари, но сколько ни хлопочут, ничего не придумают. Никто не знает, как боль унять, а уж вылечить и речи нет. Да уж ладно! Сказывай, старая, зачем пожаловала. Так и быть, я тебя выслушаю.

И вот что сказала ему старушка:

— За горами, за долами стоит у синего моря возле крутых гор медный замок. Дорога туда неблизкая, ни много ни мало — семьсот миль пути.

В том замке есть большая горница, а в той горнице кошка черная сидит на золотой цепи. На левом ухе у кошки три волоска: первый волос — серебряный, второй — золотой, а третий — белый. Возьми эти три волоска да приложи отцу к болячке, потом уколи кошке ухо, чтобы три капли крови на язву пролились, и с короля всю хворь как рукой снимет.

Но хозяин того замка — злой великан. Берегись его и помни — сперва надо снять с кошки золотую цепь, тогда смело бери её и уноси с собой. Хорошенько запомни мой совет, не то худо будет!

— Скажи, бабушка, куда мне путь держать, — попросил королевич, — и я немедля поеду и привезу снадобье, хотя бы мне пришлось проскакать не семьсот миль, а еще в семь тысяч раз больше.

— Поезжай прямехонько на запад и никуда не сворачивай, — молвила старушка и с этими словами исчезла, точно её и не бывало.

Король не больно-то обрадовался, когда услыхал, что поведала королевичу старушка. Других детей у короля не было, и в душе он испугался, что умрет, не дождавшись сына.

Но королевич так упрашивал, что отец поневоле согласился и отпустил его за волшебной кошкой;.

Королевич снарядился в дорогу, попрощался со всеми, наказал отцу крепиться и не падать духом, оседлал лучшего коня из королевской конюшни и поскакал.

Скачет королевич по горам, по долам, нигде не сворачивает, держит путь в западную сторону. Долго ли, коротко ли ехал, видит — впереди широкая река, конь под ним притомился, да и самому дальше ехать мочи нет. Слез королевич с коня и отпустил его пастись на лугу, а сам разложил на берегу костер и достал дорожную снедь. Только сел королевич у костра, вдруг откуда ни возьмись очутился перед ним серый козел, подошел близко и стоит.

Королевич любил животных, он протянул руку и почесал козлу бороду.

— Откуда ты, козел-козлище, взялся? Как звать тебя, молодца, по имени, и кто твой хозяин? — спрашивает королевич.

— Звать меня Круторог-виторог, бодат-бородат, по зову рога готов на подмогу. А хозяина у меня нету, и коли ты кликнешь меня, да имечко мое скажешь, тут я появлюсь перед тобой и любую службу, какую ни прикажешь, исполню, — сказал козел.

— Круторог-виторог… — начал было говорить королевич, да и запнулся.

— Не беда, коли с первого раза ты не смог назвать мое имечко; а ты его выучи и не забывай. Когда нужда придет, тогда и позовешь меня на помощь, —