— А можно, на всякий случай координаты этого сумасшедшего археолога?

— Ха-ха-ха! — заржал лавочник. — Точно! Сумасшедший археолог! Да этого Добромысла здесь все знают!

Но его идентификатор таки мне скинул. На этом я равнодушно покинул лавку, а отойдя от неё метра три, рванул домой, утаскивая за собой Дашу.

— Ну и что ты в этих подделках такого ценного увидел? — скептически спросила навязанная мне пассия, глядя как я бережно достаю покупки и ставлю их на журнальном столике.

— Да ничего особенного, — медленно ответил я. — Разве что точно из такой же тарелочки я ел в детском саду, когда туда ходил… А точно такой же олимпийский мишка стоял у нас дома на телевизоре… Как сейчас помню…

От этого заявления Даша села, прямо на ковёр, и совершенно потерянным голосом спросила:

— Чего-чего? Какой мишка? Причём тут олимпийский?…

Пришлось прочитать ей небольшую лекцию про московскую олимпиаду 1980-го года и олимпийскую символику.

— Я родился через год после олимпиады, ещё застал эти безделушки во всех домах. Точно такой мишка стоял у нас дома, на телевизоре. Вот только непонятно… какой-то он слишком новый… — закончил я своё выступление.

— Вот ведь! — выдохнула Даша и в её взгляде смешивались ужас и восхищение. — Когда рассказывали, кто ты такой, я этот так… — она повертела рукой в воздухе, показывая что-то эдакое, легкомысленное. — А сейчас… Блин! Ты ведь и правда из Святого Народа! Ты хоть понимаешь, что это значит?

Тут меня как-то проняло нехорошо. Вспомнил, как однажды услышал случайно разговор на одном из бульваров. Как раз двое таких рассуждали, очень много общего во внешности с нынешним государем-императором… «Хороший город Москва, только русских тут слишком много…». Ага. А сейчас — Святой Народ, со всех больших букв. И все ищут у себя русские корни. Хоть рядом постояли, и в том честь!

Прикрыл глаза, вдох, выдох… Чтоб лишнего не ляпнуть. Ну и припомнилось, что крёстный говорил про мёртвые эгрегоры. Хорошо припомнилось, вовремя. Смог разобраться, что злость эта — не совсем моя. То-есть самому мне тоже есть что сказать и помянуть, только не нынешним царям и иже с ними, а тем, кто чуток пораньше был. Да и вам, дорогие мои непутёвые предки и потомки, у меня есть что сказать, не слишком цензурное. Как подумал об этом, так сразу отпустило.

Открыл глаза, взглянул на Дашу, а она разве что не седая сидит. Напряжена, словно КамАЗ из пропасти вытягивает, а в глазах ужас. Уточняю:

— Я такой страшный?

— Ты бы себя видел…

— Выросли рога и тентакли?

— Не смешно. Ты как будто почернел изнутри… И лицо… никогда такого не видела. И… знаешь… было ощущение что ты ненавидишь и готов убить.

— Кого?

— Ты лучше знаешь. А потом в тебе что-то словно… вздрогнуло что-то или лопнуло, не знаю. И ты успокоился. Ты нас всех ненавидишь? Всех, кто сейчас живёт?

— Это не я… — я снова прикрыл глаза. — Это те самые мёртвые с претензиями… Хорошо крёстный нам кое-что рассказал, если б не это… А так я понял, что это не моя ненависть.

Я осторожно взял её за руку и Даша не попыталась освободиться. Так мы и сидели какое-то время, пока она не успокоилась более-менее и не вернулась к разговору о купленных артефактах:

— А что такое детский сад?

Я выдохнул с облегчением и принялся рассказывать о жизни, какой она была две тысячи лет назад. Это окончательно успокоило мою неофициальную царевну, она даже рассмеялась на пару плоских шуток. И я решил сам задать вопрос:

— Так всё-таки, что со мной не так? Что с того, что я русский и сдох две тыщи лет назад?

Даша снова напряглась, закусила губу, напряглась, но ответила:

— Никто ничего толком не знает…

— Если бы не знали — тебя бы не плющило. И вокруг меня не плясали бы так, — возразил я.

Она некоторое время сидела, словно решаясь, но всё же рассказала:

— Мне самой ничего не говорят. Просто знаю, что есть легенда, будто когда-то давно была война… Давно это значит задолго до твоего времени… Кто-то проиграл, кто-то победил. Из победителей потом произошло много народов, но ближе всех к ним был Святой Народ. А побеждённые затаили злобу и захотели уничтожить победителей. Они жили, прятались среди других народов, копили знания и однажды сумели сделать что-то, чтобы у потомков этих победителей перестали рождаться дети. Это как-то связано с Тёмными Веками. Но к этому времени все люди уже перемешались и это ударило по всем. дети перестали рождаться у всех. И у этих, которые мстили тоже. Ну и есть пророчество, что святой народ вернётся… или появится кто-то из святого народа и всё исправит. Вот, как-то так.

Глава 18. Тазик оливье как ценность вечная, духовная

— Ага, — кивнул я криво улыбаясь, — когда настанут последние времена, а это уже скоро, то станет совсем хреново. И тогда на Землю придёт Один… или Христос… или Будда… или злой дух Ям-Бу-Я… или все вместе в одном флаконе. Он покарает всех анально, потом возвысит достойных. Вот тогда-то и настанет жизнь полная кина, вина и домина. И никто не посмеет уйти обиженным, ибо на обиженных в Аду воду возят. Слышали, знаем. Интересно, есть хоть одна секта, в которой такое не рассказывают?

— Не смешно, — буркнула Даша, глядя на меня обиженным взглядом.

— Какой там смех! Это страшно. Особенно страшно, когда серьёзные люди, принимающие важные решения, верят во всё это на полном серьёзе.

— Ты не понимаешь!

— Всё я прекрасно понимаю. Когда я жил первый раз, рассказывали про одного еврея, который ходил там у себя и учил всех, что надо быть добрее. Его за это в конце концов распяли. Так вот он ещё грозился, что вернётся и всех покарает… — я не стал уточнять как. — И ещё он говорил, что все, кто пришёл на лекцию доживут до того, как он придёт и будет всех карать. И было это за две тыщи лет до того, как я помер. И когда я был живой,