— Ваша светлость! О, господи! Ваша светлость! — закричала мисс Маршбанкс, падая перед ней на колени и пытаясь растереть ей руки.

Вирджиния заметила, что лицо герцогини, обычно бледное, сейчас стало малиновым, ее глаза, казалось, вот-вот вывалятся из глазниц, и она все время ловила ртом воздух.

— Воды! Принесите… воды… бренди… хоть что-нибудь! — пронзительно кричала мисс Маршбанкс; Вирджиния послушно повернулась, чтобы исполнить приказ, но тут из дверей прозвучал властный голос:

— Что здесь происходит?

— Себастьян! — едва слышно прошептала, нежели проговорила вслух Вирджиния и повернулась к нему с неожиданным облегчением.

Герцог одним взглядом окинул всю сцену: мистера Уорнера, пытающегося усадить на стул разбушевавшегося старика-лорда, и мисс Маршбанкс, поднявшую крик возле тела герцогини.

— Что он с ней сделал? О, ваша светлость, что он с ней сделал? — заверещала мисс Маршбанкс при виде герцога.

Герцог шагнул вперед, наклонился и поднял на руки свою мать.

— Идите за мной! Обе! — резко приказал он и, выйдя из комнаты, зашагал по коридору.

Он шел очень быстро, мисс Маршбанкс едва поспевала за ним, на ходу всхлипывая. Вирджиния шла позади, потрясенная увиденным, чувствуя, что она стала участницей какого-то странного ночного кошмара, а проснуться никак не может. Когда они дошли до спальни герцогини, прошла целая вечность. Герцог подождал, пока мисс Маршбанкс не открыла дверь, потом внес свою мать внутрь и положил ее на огромную кровать под балдахином, которая стояла на возвышении и была укрыта белыми мягкими шкурами.

— Бренди! — резко произнес он.

Мисс Маршбанкс подбежала к рукомойнику. На маленькой крышке стоял хрустальный графинчик, очевидно хорошо ей известный. Она вынула пробку и налила немного бренди в стакан для полоскания зубов; герцог, приподняв одной рукой мать за плечи, поднес стакан к ее губам. Вирджиния увидела, что глаза герцогини были не такими выпученными, а лицо уже не такого страшного цвета.

— Она жива, — прошептала мисс Маршбанкс. Герцог попытался влить бренди сквозь сжатые губы матери. Казалось, ему это удалось, потому что секунду спустя у герцогини дрогнули веки.

— Она жива, — повторила мисс Маршбанкс. — О, слава господу, она жива!

Герцогиня шевельнула губами, как бы пытаясь заговорить, потом вдруг ее охватила судорога, которая прошла по всему телу; голова герцогини запрокинулась, и она застыла. Очень осторожно герцог опустил ее на подушки.

Мисс Маршбанкс издала душераздирающий крик.

— Она умерла! О, ваша светлость, сделайте что-нибудь! Она не должна умереть. Она не может умереть… вот так!

Герцог стоял и смотрел на свою мать, и в какой-то момент Вирджиния, наблюдая за ним, подумала, что он не слышал мисс Маршбанкс. Затем он тихо произнес:

— Да, она мертва!

Он прошел по комнате и закрыл дверь, которая осталась полуоткрытой после их вторжения.

— Послушайте меня обе, — велел он. — Я должен вам что-то сказать. Мисс Маршбанкс, это важно!

Его голос стал неожиданно резким, и мисс Маршбанкс, которая, по-видимому, собиралась падать в обморок, взяла себя в руки.

— Да, ваша светлость, — пробормотала она.

— Моя мать умерла, — медленно заговорил герцог, как бы подбирая слова, — и умерла она от сердечного приступа. Вы ведь знаете, мисс Маршбанкс, уже несколько лет ее беспокоило сердце, даже несколько раз приходилось вызывать врача. Я сейчас за ним пошлю, но ни одна из вас — вы поняли? — ни одна из вас не должна упоминать ни ему, ни кому-либо другому о том, что случилось сейчас в покоях лорда Рафтона. Я не допущу в семье скандала! Вы не хуже меня понимаете — сообщение о том, что мою мать задушил один из гостей замка, человек, который во времена своей молодости был чрезвычайно достойным джентльменом, вызовет самые нежелательные разговоры о нашей семье. Этого я никогда не потерплю!

Герцог глубоко вздохнул. Казалось, он обращался только к мисс Маршбанкс, но на секунду его глаза задержались и на Вирджинии.

— Как я уже сказал, — продолжил он, — никакого скандала не должно быть, и вам, мисс Маршбанкс, прекрасно известно, что против скандалов всегда возражала и моя мать, точно так же возражаю и не допущу его я. Поэтому мы должны быть абсолютно уверены, что никто не дознается до истины об этом не правдоподобном несчастном случае.

— Мистер Уорнер… знает… что случилось, — пробормотала мисс Маршбанкс, захлебываясь от рыданий.

— Я сам займусь мистером Уорнером, — сурово заявил герцог. — Он ни в коем случае не должен был позволить ее светлости нарушить строжайшее правило, которое я установил: никогда не входить в покои лорда Рафтона без сопровождения. Я давно уже знаю, что лорд Рафтон страдает от душевного заболевания, при котором больные набрасываются на тех, кого больше всего любят. Вот почему я всегда настаивал на том, чтобы вы, мисс Маршбанкс, или кто другой, сопровождали мою мать, когда она наносила визиты своему старому другу. Мой приказ был нарушен.

— В этом не моя вина, ваша светлость. Я ездила в деревню.

— С каким поручением? — строго спросил герцог. К удивлению Вирджинии мисс Маршбанкс только опустила голову и ничего не сказала.

— Вот видите, мисс Маршбанкс, вы отчасти виноваты в том, что произошло, — сказал герцог.

— О, я знаю! Я знаю! — всхлипнула мисс Маршбанкс — О, ваша светлость, смогу ли я когда-нибудь простить себя?

— По крайней мере, вы можете побеспокоиться о том, чтобы не пошли разговоры, каким образом умерла моя мать, — сказал герцог. — Я прошу вас, мисс Маршбанкс, потому что знаю вашу любовь к моей матери, сослужить ей последнюю службу. Я бы хотел, чтобы вы переодели ее в ночную рубашку, а на шею надели жемчужно-бриллиантовый воротник, который она так часто носила.

Мисс Маршбанкс на секунду замялась, затем подошла к туалетному столику герцогини и, вынув маленький ключик из перламутровой шкатулки, украшенной бриллиантом, отперла один из ящиков. Вирджиния увидела, что в ящике были бархатные футляры для драгоценностей. Мисс Маршбанкс взяла в руки один из них. В нем лежал великолепный жемчужный воротник, Вирджиния знала, что такие украшения надевают по вечерам многие женщины, когда хотят подчеркнуть свою длинную шею. Воротник состоял из пяти рядов жемчуга, рассеченных длинными пластинками с бриллиантами, благодаря которым воротник был стоячим.

— Да, это он, — подтвердил герцог. — Наденьте его на шею матери, мисс Маршбанкс, а я прикажу, чтобы его не снимали, ведь она хотела, чтобы ее похоронили в нем. Когда придет врач, постарайтесь, чтобы у нее на плечах был шарф. Врач наверняка прослушает ей сердце, так как подумает, что она умерла от сердечного приступа, а это и есть на самом деле. Она была жива, когда я нес ее из покоев лорда Рафтона и, как вы обе видели, сердце не выдержало того, что ей довелось пережить. Она действительно умерла не от удушения, а от сердечного приступа. Вам ясно?