Петр молча прижал руку к груди. Марко посмотрел на его бронзовые скулы и непроницаемо узкие глаза. Смешон татарин в коротких штанах и белом колпаке. Он выглядел бы лихим молодцом в чапане, мягких сапогах и монгольской войлочной шапке. Он родился в юрте на краю пустыни Гоби. В юности его радовали лукавый смех длиннокосой румяной девушки, налитый в деревянные чаши кумыс, седобородый улигерчи, поющий у костра, вольный бег косматого коня, цветущая весной степь и прохладный ветер с отрогов Хингана.

Потом он узнал ярость битвы, змеиный свист стрел, позор плена и сложную, непонятную жизнь молчаливых китайцев.

В Ханбалыке он стал слугой чужеземца, который скучал, если приходилось долго жить на одном месте. Душой кочевника Забе понимал своего хозяина и в обмен на снисходительное обращение отдал ему поводья своей судьбы.

Теперь уныло глядел он по сторонам: все здесь еще более странно, чем в завоеванных татарами китайских городах. Там жители без рассуждений спешат исполнить повеление великого хана, потому что он покорил их силой оружия. В остальном они свободны – заниматься торговлей или ремесленничать, молиться любым идолам или богам, плыть в далекие страны, наслаждаться красотами светлых озер или уединиться в монастыре, среди пустынных гор.

А в этом, пропахшем рыбой селении латинян, ограничения и ложь сопровождают людей от рождения до смерти. Никто не смеет оснастить корабль и отправиться путешествовать или торговать без особого разрешения нескольких спесивых стариков, присвоивших себе власть стяжанием и обманом. Молиться разрешается только одному христианскому Богу. Тех же, кто молится по-иному, преследуют, и они постоянно живут под страхом смерти. Закон запрещает латинянам иметь нескольких жен, плешивые бакши – патеры призывают мужчин и женщин вообще отказаться от брака и посвятить свою жизнь восхвалению того же изможденного распятого Бога. И все делают вид, что они согласны с проповедями патеров, что они рады отречься от земных соблазнов, но нигде Забе не видел такого бесстыдного разврата и такого алчного стремления к наживе.

Вспоминал татарин красную от маков степь, визгливое ржание сильного жеребца, охраняющего косяк кобылиц, горьковатый дымок горящего аргала и ворчание матери, доившей непослушную корову… От таких воспоминаний щемило сердце, и скуластое лицо Забе делалось серым.

Он искоса поглядывал на своего господина и замечал, что и господин Марко грустен, хотя родился не в юрте на краю Гоби, а в этом городе, где не хватает суши и соль оседает на каменных ступенях.

Марко Поло плыл мимо набережных. Здесь прошло его детство. По-прежнему кипела крикливая, пестрая, насмешливая толпа. Теснились и обгоняли друг друга черные гондолы с изогнутыми носами. У пристаней нагружали и разгружали галеры. Среди тесовых крыш блестели мраморной отделкой палаццо патрицианских семей Кверини, Джуниниани, Цено, Тьеполо и Дандоло. Строились замки, дворцы и церкви из привозного веронского камня. Стучали молотки, скрипели сверла, в каналах белели щепки и обломки досок.

Марко видел Венецию, ее позолоту и лазурь, ее веселье и деловитость. Он поднял глаза на голубоватые линии далеких гор.

Сверху, с горбатого мостика, кто-то плюнул и язвительно засмеялся. Петр положил руку на пояс, вопросительно взглянув на хозяина. Мессер Марко Поло Мильоне усмехнулся, покачал головой и подумал, что, проплывая под великолепными мостами Ханьчжоу, ему не приходилось столь низко наклонять голову.

Судьба не оставила в покое мессера Марко. Через несколько месяцев после возвращения он был назначен командиром военной галеры и участвовал в морской битве против генуэзского флота. Венецианцы потерпели поражение, и Марко Поло оказался в подвальной тюрьме, а его гордая галера, захваченная врагами, приплыла в гавань Геновы Великолепной кормой вперед, с позорно спущенным флагом.

В тюрьме томились не только венецианцы, но и жители других итальянских городов. Среди них уж много лет находился Рустичиано, или Рустичелло из Пизы, сочинитель известных рыцарских романов. И естественно, что они близко сошлись: путешественник с терпеливым и проницательным взглядом и бойкий романист, любитель описывать грандиозные битвы и невероятные приключения. Их особенности в восприятии мира отразились в будущей книге – бесстрастное повествование и трезвые сведения купца перемешались с напыщенными монологами царей и скучными поединками, придуманными пизанцем.

Чтобы скоротать время, мессер Марко начал рассказывать узникам о своем путешествии. Грустивший до сих пор Рустичиано обрадовался: наконец он снова нашел повод для литературных занятий. И может быть, книга Марко Поло создавалась так…

Ночь медленно тянулась. Волны гулко бились о каменный мол. В темных углах мерзко пищали крысы. Слышался звон цепей, вздохи и стоны умирающих. За дверью, обитой ржавым железом, раздавались тяжелые шаги часовых. Собравшись к укрепленному на стене, коптящему факелу и скорчившись на сыром полу, истощенные узники слушали мерную речь длиннобородого жилистого венецианца и узнавали невероятные, странные вещи о языческих землях и народах далекого Востока. Мессер Марко все говорил и говорил, вставляя непонятные слушателям татарские, персидские и арабские слова, а пизанский романист скрипел пером по желтоватому грязному пергаменту.

Освободившись из плена, Марко Поло вернулся в Венецию и прожил еще долгие годы, считаясь в своем городе состоятельным, уважаемым и знатным гражданином.

В сорок пять лет он похоронил мессера Никколо под портиком монастыря Сан-Лоренцо, женился и стал отцом трех дочерей. Наверно, его галеры плавали в Малую Азию за шерстью, в Англию за оловом и в Александрию за египетским хлопком. Не исключено, что он перекупал русские меха и осетровую икру с Азовского побережья, продавал мусульманам венецианскую посуду и флорентийский бархат, а в Европу вез несравненную багдадскую парчу. Он давал векселя, затевал тяжбы и жестоко судился с родственниками и с посторонними людьми. Словом, он был алчным и деловым венецианским купцом.

Впрочем, имя Поло стало известным не из-за его коммерческих успехов. А оттого, что книгу, продиктованную им в генуэзской тюрьме и записанную Рустичиано, хоть и варварски безграмотно, но по-французски (на языке менестрелей и королевских дворов), потом перевели на латынь, а еще позже на итальянские диалекты. Вначале книга была мишенью для насмешек, породила язвительные анекдоты и враждебные суждения. Однако вскоре она начала пользоваться большим спросом. Загорелые моряки и юные рыцари приезжали из разных городов, чтобы мессер Марко Венецианец собственноручно сделал надпись на первой странице.

Нередко к причалу старого дома подплывала наемная гондола, и молодой иностранец осторожно стучал в дверь. При виде миловидных дочерей Поло и седобородого хозяина он торопливо снимал алый берет и пером касался порога. Следуя этикету, он улыбался дамам и девушкам куртуазно – с целомудренным обожанием, во все глаза глядел на Петра-Забе, на другого бронзовоскулого слугу с вислыми китайскими усами и учтиво (может быть, сдерживая волнение) разглядывал крепко вылепленные морщины на лице необычайного человека, проведшего четверть века в опаснейших путешествиях, узнавшего невероятное, видевшего невообразимо далекие страны, словно изменившегося в самой своей сути и обратившегося в некоего непостижимого духа, в само воплощение бесконечных, сказочных странствий. И вот как бы тем же волшебным способом он принял снова привычный облик и ничем, кроме медлительно-достойных манер и проницательного, временами отсутствующего взгляда, не отличается от любого преуспевающего коммерсанта. Молодой иностранец мог оказаться, например, посланцем принца Карла Валуа, наследника французского престола. Таких неожиданных, благоприятно значащих визитов было немало. Посетители все дольше беседовали с мессером Марко и выходили, бережно держа под мышкой его книгу.