Амара садится у стола. Теперь она не только растеряна, но и встревожена:

— О чем ты хотел рассказать? В договоре ведь указано лишь то, что один человек становится патроном вместо другого.

Филос устремляет на Амару горестный взгляд.

— Нет, не совсем так. Адмирал освободил тебя безоговорочно, а вот Руфус стал твоим патроном на определенных условиях. — Филос подходит к Амаре и хочет взять ее за руку, но на этот раз она отклоняется от него. — В договорах по вольноотпущенницам часто указывается, что женщине даруют свободу, чтобы она стала наложницей. Кто угодно, кроме Плиния, потребовал бы, чтобы этот пункт был прописан с самого начала.

— Хватит меня пугать! Просто скажи, о чем говорится в договоре.

Амара видит, что Филосу совсем не хочется этого делать, но он сам не оставил себе выбора.

— Если ты изменишь Руфусу, то сразу же вернешься в статус рабыни.

Нехорошее предчувствие, которое зрело в душе Амары с тех пор, как она впервые вошла в этот дом, сменяется осознанием. Нет, она не потрясена, она как будто была к этому готова. Руфус владеет ей.

— Почему ты не сказал мне раньше?

— Думал, тебе будет проще без этого знания. — Филос обеспокоенно смотрит на Амару. — Думал, ты даже сможешь полюбить Руфуса, если будешь считать, что он тебя действительно освободил. А потом, когда я понял, что ты его не любишь, я решил, что тебе ничего не грозит, пока тебя не привлечет кто-нибудь другой…

— Кроме тебя, — выпаливает Амара.

Филос молчит, и согласие, которое сквозит в его молчании, злит Амару еще больше.

— Значит, того, что сейчас произошло между нами, было бы достаточно, чтобы снова сделать меня?.. — Она не в силах произнести это слово.

— Договор составлен так, чтобы ты не могла изменить Руфусу с другим патроном, — произносит Филос, ускользая от вопроса. — Ему не нужна защита от рабов. Он всегда был вправе убить любого из нас.

— Но я бы, по крайней мере, не умерла рабыней, — резко отвечает Амара, выплевывая это слово со всей ненавистью и отвращением к прошлому.

— Я тоже. — От вспыхнувшего гнева на щеках Филоса проступают красные пятна, и Амара понимает, что он неверно истолковал причину ее презрительного тона.

— Я не это имела в виду.

— Думаю, я точно понял, что ты хотела сказать.

Амара закрывает лицо ладонями, не осознавая, на кого злится больше: на себя или на Филоса.

— Ты ошибаешься, — говорит она, пытаясь держать себя в руках. — И ты самый настоящий болван, если считаешь, будто я стану рисковать своей жизнью ради человека, которого не люблю!

Этот возглас Амары оказывается неожиданным для них обоих. Филос молчит, лицо его приняло непроницаемое выражение. Развернувшись, Амара направляется к двери и спешно пытается нащупать ручку в отчаянном желании избежать унижения от собственного признания.

Из сада доносится звонкий смех Виктории. Она сидит на скамье в обнимку с Фебой и Лаисой. Амара устроилась чуть поодаль на табуретке, и рядом с ней стоит Британника, грозная, словно преторианец[9].

— Разве в это можно поверить? — вопрошает Виктория. — Ты когда-нибудь видела столько денег? Да мы с Феликсом в два счета расплатимся!

Выручка Виктории превзошла все ожидания. Амара с Дидоной о таком щедром вознаграждении даже не мечтали.

— А для вас все это оказалось не слишком мучительным? — Амара с беспокойством смотрит на флейтисток, которым не достанется ни гроша.

— Я им все объяснила, — говорит Виктория. — Даже тебе приходится трахаться, чтобы прокормиться, хоть и с одним мужчиной, — усмехается она. — Но, думаю, им и так все ясно! Руфус ведь не слишком хитер, правда? И еще я сказала им, что, как только с долгом будет покончено, мы сможем увеличить их долю.

— Госпожа, ты так щедра! Спасибо, — произносит Феба, которую явно насторожил дерзкий тон Виктории.

— Я так рада, что ты попросила Эгнация познакомить меня с Фуском, — продолжает Виктория. — Щедрости ему не занимать! Но какой же крохотный у него член! Пришлось с ним повозиться. Что ты делала, чтобы он подольше не падал?

Все вздрагивают от рычания, которое вырывается из груди Британники. Амара поднимает взгляд и с тревогой видит, что британка неотрывно смотрит на Викторию, скривив губы и положив ладонь на рукоятку кинжала. Амара берет Британнику за руку, чтобы предостеречь.

— Ты должна понимать, что я не могу обсуждать такие вещи. — Амара обращается к Виктории. — Я ведь могу запятнать честь своего патрона.

— Кажется, Руфус завел себе сторожевую собаку, — злобно произносит Виктория, кивнув в сторону Британники. — А ведь его здесь даже нет!

— Такой человек, как Руфус, ожидает от меня непогрешимой преданности, — отвечает Амара, с горечью вспоминая вчерашние события. — Как в его отсутствие, так и при нем.

— Ладно! — раздраженно бросает Виктория. — Теперь уже и посмеяться нельзя. И что-то я не припомню, чтобы ты была так же предана Феликсу.

— Феликс не был моим патроном, — возражает Амара. — Он всего лишь треклятый сутенер!

Виктория сохраняет полную невозмутимость. На ее лице даже появляется выражение удовольствия, когда Амара произносит ругательство.

— А что он говорил обо мне? Ты мне так и не рассказала.

— О чем ты?

— Что сказал Феликс, когда ты передала ему мое послание? — Виктория пристально смотрит на Амару. — То, которое ты обещала передать.

Сердце Амары еще полно злобы на Руфуса за его обман, и она способна на жестокие поступки.

— Он сказал, что ему на тебя плевать. — В голосе Амары начинает звучать холодность, свойственная Феликсу. — Разве его должна заботить судьба женщины, которую он подкладывал под каждого встречного? — Как только эти слова срываются с губ Амары, она мысленно переносится в кабинет Феликса, где он на ее глазах так жестоко обходился с Викторией. Амаре становится тошно от самой себя. — Прости, — шепчет она. — Я не должна была…

Виктория ничего не отвечает. Она поднимается со скамьи и выходит из сада. Растерянные Феба с Лаисой не знают, как поступить.

— Вы тоже можете пойти отдохнуть, — говорит Амара, не в силах смотреть на рабынь, которые напоминают ей о ее роли сутенера, об этом отвратительном сходстве с Феликсом. Феба с Лаисой спешно уходят.