ускользнувшую змею

и нож приблизила к глазам

резь новизны

неясность отсекла

и пригрозила карцером

предметов перепуганная сходка

засилие поверхностей

стремились напугать

бросая яростно в лицо

свои уродливые внутренности

ночь непристойна и бесстыдна

при свете лампочки в сто ватт

скорей

собраться и нырнуть

солдатиком и птицей

обратно в сумрачную массу

где плечи с пятками одно

и тьма есть свет

а голова как купол планетария

играет звездами спектакль

БОЛЬШАЯ НОЧЬ

корень зла

извлеченный из раны

исцеляет от мелкословья

проснувшийся колосс шагает сонно

по страницам ошибок плах

народы шумно спят

заглушая храпом пытки

героев безголовья

МАЛАЯ НОЧЬ

в бархат тупой тишины

льется из дырки луна

парящая память о людях

в концентрате отсутствия дня

сорвалась вмешательством лая

далеким шумом железа

шелестом въедливых вздохов

поселок дышит людьми

с хрипотцой их заботливых страхов

и всхлипом застывших страстей

скрепленных печатью созвездий

417

Lа maladie est une fête du corp

paul valéry[45]

1

глотал как комету слюну

гремел пружинами планеты

вздыхал как ночная природа

шагал через свой труп

спотыкался о волю жизни

затих как аппендикс

2

начало насадил на конец

костями щупал возможность бессмертия

птиц вопрошал о крошках возможностей

огнями слипшихся ресниц

светом кормился ребенок

ногами как крыльями

отмахнулся от земли

ударился об угол неба

острый как атом боли

отдыхал в промежутках столетий

на ржавых винтах провисая

непромокаемый как кожа

начало надев на конец

3

зима только начинается

томит впритирку жар

сковано дыханье сгоряча

и жжет озноб температур

сгорая мерзнут холода

морозно спит сосульки пламя

на леднике пылает света иней

душа замерзла тело тлеет

и выпадает на поля

418. Когда все спят

сезон ночных рубашек наступил

припухнув на костях

они зашевелились

под топот кошек тиканье воды

под скрипы мыслей нерасслышанных

под всхлипы плачущих без звука

прозрачных в темноте как тени

как зеркала в тумане темных чувств

они танцуют раз и два

сперва чуть-чуть вперед

потом обратно

419. Легенда

немыслимой ночи рукопись

запечатлела сон

морзянка замерзших сигналов

раскрыла в рисунке космическом

забытый порядок слов

молекулы мертвых дивизий

солдаты в истлевших мундирах

ждут возвращенья доблести

возрожденья дня огня

но время проходит беззвучно

как муха по букве закона

и вдруг разлетается бешено

от этой вселенной к другой

и буквы сгорают от вспышек

сравнения гибнут от молний

рукопись тлеет в себе

420

свеченье слов во тьме молчания

предтеча жаждущего света

соединенье темных фраз

свободе имя ночь

но сонный палец утра

стирает пыль со звезд

и чертит розовым по серому

и тянет птичьим сквозняком

слова теперь весомые

они то грузные мешки

то грандиозные колонны

и носят небо на себе

421. Начало зари

дом пробужденья

еще не построен

но льдина дремоты

трещиной горизонта обозначила

бледный спектр зари

небо пестрым прикрыло стыд

это страшное чувство бутона

оно разорвется чтоб биться о стены

несуществующих городов

422

математика высших чувств разбивается

о косточки твоей руки

измерение стана

отсчет груди

истина простых чисел

единственных

двойственных

трижды моих

в наши устные года

зерно

два камушка

трилистник

живые символы мольбы

еще еще

и щеки в щелках глаз горят

пощады просят у зари

прозренье близко

пронзительно сверкает небо

и солнца лунный крик

коснется лба

423

взгляд в себя вобрал тебя

держи ухо востро

слово теперь выстрел

подкарауленный эхом

утреннего удивления

424

утро это дверь открытая

худющее письмо от друга

на пороге

сообщает

я дышать еще умею

рядом же

газета дышит тяжело

за ночь

планета провоняла типографской краской

несваренье революций

довело историю до того

что спиною заслонив себя

она по-быстрому бросает трупы

в свой мешок

в начале было утро

сбриты черные волосики кошмаров

кровь рассветную отмыв

день в объятьях солнца распростерся

и свет с собой

на синюю площадку воли приглашает

425. Весна

запретный плод уж перезрел давно

но кто не любит гниловатой слабости

когда весна распласталась на улице

углами спотыкаясь о себя

когда как рана вскрылась сущность осени

и плод ее чернеет

в режущей правдивости зари

426. Лето

укус пробуждает чувство земли

томленье зудящего времени

разбухло его вещество

войдя в мою кровь как лето

растет и глотает в себя горизонт

по тучам вино растекается

разросшись припухлость горит

лето крови чернеет в прожилках

замахнулась с когтями лапа

беда обернулась метафорой

небеса чешуей лепестков

как глаз комара изучают меня

в предвкушеньи сладкого