Хочу и желаю, по кончине моей, оставить игуменом одного из нашего во Христе сообщества и братства, отличающегося между всеми и словом и жизнию и делом, как заповедует и грамота блаженнейшего и приснопамятного царя господина Никифора178, – чтобы, т. е., игумен Лавры поставлялся не отынуды, а из живущих в ней братий, отличающихся благоразумием и добродетелью.

При сем завещаваю всем отцам и братиям, и моим духовным чадам, всех прошу ради любви во Христе, и всех заклинаю именем Бога и Пресвятыя нашея Богородицы повиноваться и покоряться игумену, моему преемнику, как и моему смирению, и жить друг с другом в любви и единомыслии, – сильным носить тяготы немощных, всеми силами и всем расположением подвизаясь каждый, кто получил божественную благодать, и делом и словом править душами, утверждая братий и увещаниями, и просьбами, и наставлениями, – соблюдать же и в св. церкви Божией, и в трапезе, и во всех других службах уставы, как письменно изложенные, так и неписанно переданные, которые уложили святые и богоносные Отцы, а мы, недостойные, из их писания и предания по частям заимствовали и передали в правило и образец нашей Лавре.

Кроме того, я оставляю после себя блюстителем (эпитропом) Лавры г. Иоанна, который много лет трудился, служа мне со всяким снисхождением и смирением. Хочу, чтобы, по кончине моей, он, как человек духовный и поистине благоразумный, чрезвычайную любовь и веру имеющий ко мне недостойному и ко всему братству, здесь же на Горе обитающий, с нами проведший дни жизни своей и состарившийся, пришел в Лавру, и, если возможно, окончательно водворился между братьями – с тем чтобы внушать им и напоминать о повиновении игумену. Если же это невозможно, то чтобы хотя почаще имел обращение с братиями и заправлял их. При кончине же своей чтобы оставил вместо себя блюстителем г. Евфимия, моего сына по духу, а его – по плоти и духу. Сей же, в свою очередь, при кончине оставил бы преемником своим кого-нибудь из своей Лавры, или вообще с Горы, если найдется человек словесный и духовный. Подобным же образом поступали бы и следующие за сим.

Я думал было святого царя оставить блюстителем священной Лавры нашей, но убоялся, нашедши это дерзким. Ибо он есть царь и владыка и господин и отец и питатель не нас одних, последнейших, и наших отцев и братий, а и всех христиан. Он более всех, и мирских и монахов, показал к нам, недостойным и бедным, и к нашей Лавре свою благосклонность. Он сделал ее многолюдною, расширив ее и увеличив своими благочестивыми грамотами, коими подтвердил грамоты других царей, г. Никифора и г. Иоанна 179 . Да и кроме их дал свои другие грамоты. Почему, как сказано, его-то, благого царя, я не смел оставить в чине блюстителя. А оставил блюстителем и покровителем и заступником нашего во Христе общества и нашей Лавры благочестивейшего господина моего, истинного христолюбца и монахолюбца, Никифора, славнейшего патриция и приставника Каниклиа180, дабы ради награды от Бога и ради своей души освященной он оказывал защиту, помогал и содействовал г. Иоанну Грузинцу.; нашему в духе брату и отцу, и всему во Христе братству во всех приключающихся им в жизни скорбях. Чтобы он, таким образом, заботился помогать им относительно привременной и тленной стороны жизни, а г. Иоанн Грузинец и все братия подвизались бы о нетленных и вечных благах будущего века со всякою готовностью, любовью и ревностью, молясь о нем непрестанно. Когда же придет время кончины его, да оставит он вместо себя другого блюстителя сказанной св. Лавры181. Так да поступает и всякий другой потом при своей кончине. Так<им> обр<азом> те да будут покровителями и заступниками Лавры как в богохранимом городе, так и во всех других прилучающихся делах и службах, ради мзды от Бога и своих честных душ. А эти (блюстители-монахи), как принадлежащие к чину монашескому, живущие на Горе, соседствующие (а еще бы лучше обитающие вместе) с братиями, да тщатся всеми силами, со свойственным им благоговением и добродетелью, заботиться о них, как о различных членах одного и того же тела, да получат мзду от великодаровитого Бога в день суда – за то, что сохранили веру и любовь ко мне, смиренному и недостойному и всякому греху повинному, не только при жизни моей, но и по смерти. – Кончаю о блюстителях.

Вы же, отцы и братья и чада духовные! Если потщитесь со всяким усердием и благим расположением хранить друг с другом мир и единомыслие неразрывное, если не будет между вами ни расколов, ни раздвоений, ни ссор, ни дружб, ни обществ, но будут вера и любовь и родственное расположение одного к другому и всех к игумену, и тщательное хранение моих заповедей, уставов и правил, переданных вам, верю Богу, что Его благость отверзет сердце не только блюстителей, но и всякого другого сильного лица к сочувствию с вами, к содействию и к вспомоществованию вам на пользу душ ваших.

И внимайте тщательно, братия, если найдется между вами (чего я не желаю) кто-нибудь, пытающийся рассечь тело братства ухищрением, коварством и лукавством, чтобы не мешался с ним никто из вас, но поскорее отдалите его и отгоните его от сообщества своего как заразу, как старую закваску, – его самого отсеките от части спасаемых. Ибо покушающемуся на такие вещи уместно пожелать, да истребится память его с земли, и да изгладится имя его из книги живых, и с праведными да не напишется. Если бы нашелся кто-нибудь заступающийся за такового, то и он да будет его же части и наследия. Заповедую г. Иоанну, моему блюстителю и всему братству выгонять таких немедленно из Лавры.

К Лавре же г. Иоанна182 и к его братиям заповедую иметь то же самое расположение и ту же самую любовь духовную, какие, видите, имею и храню я, смиренный и грешный, и какие и вам внушал часто и в общих наставлениях и каждому порознь, – и не к одному только г. Иоанну и его братству, но и ко всякому другому, – не только любящему и почитающему вас, но и враждующему против вас и оскорбляющему иногда вас, – причиняющему вам искушения и озлобления. По повелению Божию, любить и миловать следует того, кто нападает на вас и делает вам зло, потому что он более самого себя обижает тем, вам же