спутника моего было сказано: отыскать икону: Филоксения над главным входом. Так как главный вход может быть разумеем и в монастырь, и в паперть, и в церковь, и в трапезу, то мы и обращались ко всем этим пунктам, но желанного предмета не отыскали. Заметив наши хлопоты и узнав, что мы ищем «страннолюбие», нам указали на икону св. Троицы в виде ангелов, странноприемлемых Авраамом. Я заметил, что это – св. Троица, на что получил в ответ: да! это правда, но это «Филоксения». Собравши поболее сведений, я постараюсь сказать что-нибудь об изображении в древние времена св. Троицы. А теперь замечу только о том превосходном такте, с каким дух истинного благочестия христианского пользуется назидательными событиями священной истории. Указанная икона действительно находится при входе в трапезу, но ей еще бы приличнее было быть при входе в монастырь, чтобы она внушала утомленному путнику, какое лице он представляет из себя, вступая в обитель, а обители – какую мзду получает она от Бога своим страннолюбием. Тогда и самый наистарейший из братии, памятуя о Филоксении, выставленной как бы девизом на воротах его обители, счел бы за честь и за радость себе поспешить явиться яко служай, забыв на минуту и свою добродетель, и свою ученость, и свою игуменскую важность.

А может быть, и в самом деле это его нечистое имя привязано к св. обители, – думал я, издали смотря на «Каракал». Этот зверь в образе императора имел и одну слабую сторону своего неистового характера – желание быть похожим на Ахиллеса и на Александра, с какою целью и отправился на восток. Трепетная Македония спешила бить монету с именем Александра и с лицом Каракаллы. Нет ничего удивительного, что на месте нынешнего монастыря в старину было что-нибудь, с чем связывалось его памятное имя. «История» как бы в подтверждение своего сказания докладывает читателю, что имп. Каракалла даже двукратно изображен на стенах собора в качестве ктитора монастыря. Вот удостоился неожиданной чести! Жаль, что я не вспомнил об этом, когда был в церкви! Любопытно было бы взглянуть на «приснопамятного и христолюбивого» ктитора. И еще мы подсмеиваемся над лукавою смелостью католической кисти, изображающей великого Константина, вручающего папе Рим! – Еще одно слово о скрывшейся уже обители. Барский скромно заметил о ней: «Слышится, яко тамо прежде болгары обитаху», к какому известию едва ли не единственным поводом послужило виденное им за подписью игумена обители просительное письмо на славянском языке, хранившееся вместе с грамотами. А «Путеводитель» уже положительно говорит, что «первоначально здесь жили болгаре, значит, и служба совершалась на нашем церковном языке». Его значит выведено из слова болгаре. Из другого слова, первоначально, охотник до подобных умозаключений вывел бы, что Каракалла тоже был болгарин, и что наш церковный язык и пр.

Вскоре изгладились впечатления обеих горних обителей. Мы въехали в глухую пустыню. Дорога наша направлялась все к югу, или, точнее, юго-востоку, идя косогором под навесом громадных высей Афона. Мы пересекли много оврагов, глухо поросших лесом и совершенно необитаемых, пока спустились к морю в месте, преисполненном дивной красоты и восторгающего дух величия. Здесь от самого гребня афонского спускается к морю сперва ущельем, потом удольем, наконец, широкою лощиною убранная богатейшей растительностью покатость. Посереди ее над самым морем стоит высокий конический холм, от подошвы до верха поросший деревьями и увенчанный башнею с остатками других развалин. Место это называется теперь Морфину, а было некогда обителью православного братства латинского – амальфитанского. О, как трепетало сердце при воспоминании, или, точнее, – воображении сего минувшего братства народов Востока и Запада! Я под двумя актами (985 и П69 г.) видел вместе с греческими, грузинскою и славянскою подписями и подпись латинскую. Под первым актом подписались двое монахов Sanctæ Lauræ, т. е. Лавры св. Афанасия: Iohannes и Arsenios. Под вторым подписался уже самостоятельный игумен Киновии амальфийцев, не различаемый хорошо по имени, – по-видимому, Иоанн. Под упомянутым выше филофеевским актом также есть подпись игумена амальфийцев монаха Витона – по греч. переводу (Βίτων), которого прот Св. Горы ставит вторым после себя и называет Ευλαβεςατον, первое место предоставляя игумену великой Лавры, которого величает τιμιωτατον. Не думаю, чтобы это были официальные титла тогдашнего времени, еще менее – чтобы в них содержался какой-нибудь намек на догматическую разность обителей. Благоговейнейшим и честнейшим может быть (и даже – должен быть) один и тот же инок, и в особенности – игумен. Когда устроилась эта святогорская латинская Киновия, когда и зачем перестала быть, и наконец, в каком месте была? Было бы весьма любопытно узнать все это. Из упомянутых актов видно только то, что она существовала между 1070 и 1169 годами. Не неуместен и последний вопрос – о месте. Ибо нет никакого решительного свидетельства, что Морфину и амальфийское аббатство – одно и то же. Есть вероятность, но не достоверность. Говорливый Пл a ́ка не мог бы умолчать о предмете, долженствовавшем занимать его не менее, чем нас, если бы в его время Морфину толковалось так же, как толкуется теперь. Думается, что в эпоху крестоносцев аббатство неизбежно должно было стать в ложное положение на Св. Горе, и – или само собою уничтожилось, или было уничтожено. На минуту, можно сказать, блеснул этот светлый призрак единения народностей на поприще подвига, озаривши одну из прекрасных страниц афонского монашества, и исчез, к сожалению, всякой христолюбивой души. Навсегда ли? Ужели не возвратится опять вожделенный день, в который на одном и том же святогорском акте подпишутся и Ἡηουμενος, и Abbas, и мѡнах црковник҃, и грузинец, и валах, и араб, и почему бы не копт, не армянин, не турок наконец? Говорю: святогорском акте; потому что Афон есть самое средоточное место православного мира – наилучшее и наиудобнейшее для сплетения подвижнического венца из разных народностей, – в украшение давно ожидающей его невесты Христовой. Знаю все возражения и вижу все затруднения, но не теряю сладкой надежды, что православная Церковь откажется некогда от народных монополий, сознáет себя одним семейством Христовым и перестанет делиться. Гражданского майората в ней не может быть – потому что у нее нет владения на земле, потому что жительство ее на небесех есть. Много и долго можно (и нужно) говорить на Св. Горе о Св. Горе для Св. Горы, но пусть и говорят многие!

Паломник наш, находясь в Морфину, упомянул о горнем некоем ските, находящемся неподалеку отсюда под самою стремниною хребта, о коем обещался поговорить «широчае в своем