Отважный, но одинокий японский миноносец свалился в неуправляемую циркуляцию, но сдаваться не собирался и продолжал отстреливаться. Его 76-мм пушка успела два раза попасть по «Наследнику», но броня крейсера приняла на себя весь урон без всяких последствий. Сам же миноносец окончательно потерял ход и теперь представлял легкую цель. Главный калибр «Наследника» в бою каперанг не использовал, сберегая ресурс стволов, но стрельбу деловито продолжали 152-мм и неснятые 76-мм орудия.

Минут через пять дымящийся миноносец перестал оказывать сопротивление и начал медленно тонуть. Храбров приказал спустить спасательные шлюпки, а сам выдвинулся еще дальше, встав в непосредственной близости Гензана.

Из гавани открывался прекрасный вид на все устройство японского порта. Основными сооружениями здесь выступали причалы, казармы, конюшни, различные склады и какие-то неустановленные сооружения явно служебного назначения. Из высокой трубы котельной поднималась тонкая струйка дыма. Для защиты неприятель успел соорудить слабенькую артиллерийскую батарею. Именно на её подавление крейсера и сосредоточились.

Определив дистанцию, слово взял главный калибр «Наследника», которому вторили орудия «Богатыря». Крейсера прошлись вдоль побережья, затем развернулись и отстрелялись другим бортом, после чего сопротивлении батареи начало снижаться. Несколько раз самураи праздновали небольшой успех, изуродовав на крейсере одну из труб и зацепив грот-мачту. По «Богатырю» так же попали, там даже успел вспыхнуть пожар, который быстро потушили, но больше повреждений российские корабли не получили.

А затем началось избиение, крейсера стали походить на двух забравшихся в курятник лисиц. И здесь не нашлось того, кто мог бы дать им отпор. Все указывало, что адмирал Камимура поверил сведениям о том, что русский флот идет к проливу Лаперуза и отвел туда всю свою эскадру.

Колчак видел, как маленькие фигурки облаченных в пехотную форму японцев выбегают из казарм и пытаются бежать куда-то вглубь города и еще дальше, в горы, лишь бы подальше от русских пушек. Среди них попадались матросики и гражданский люд. Обезумевшие лошади метались по улочкам, усиливая всеобщую панику. Несколько особо умных транспортников развели пары и попытались под шумок ускользнуть из гавани. Два выстрела перед форштевнем и один, пришедшийся в борт, мигом заставили их прийти в себя и вернуться обратно к причалам. Четыре мирных парохода, два под английским флагом, одного под американским и французским, никто, естественно не трогал, дав спокойно выйти в море.

Подавив остатки сопротивления, крейсера принялись «утюжить», как метко выразился Храбров, Гензан — все его казармы, склады и постройки. Корабли окутывались дымом пороховых газов и содрогались от отдачи пушек. Через некоторое время пожар вспыхнул в одном месте, затем в другом, а обстрел лишь набирал обороты.

И все же, каперанг приказал вести огонь с умом, во возможности щадя гражданские постройки. Ни один снаряд не упал в крупный рыбацкий поселок, находящийся севернее Гензана, хотя там и суетились, словно перед Вторым Пришествием. Да и здание госпиталя пощадили.

Мичман Жилин безвылазно находился в радиорубке и слушал эфир на предмет возвращения Камимуры, а наблюдатели на фок-марсе не спускали глаз с моря, высматривая возможные дымы и оберегая крейсера от непредвиденных обстоятельств.

— Но ведь так нельзя! — Колчак обходил несколько постов и когда вернулся в боевую рубку стал свидетелем неприятного разговора. Возмущался старший штурманский офицер Сергей Януковский и обращался он к командиру. — Одно дело воевать с вражескими броненосцами, но совсем другое — разрушать мирный город. Это же варварство какое-то, натуральный геноцид!

— Неужели? — Храбров опустил бинокль и недобро усмехнулся. — А обстрел японцами Артура и Владивостока? Это не геноцид? Почему мы должны терпеть их наглые выходки и действовать иначе?

— За время этих обстрелов никто не пострадал, — смело возразил Януковский. Он попеременно то бледнел, то краснел и выглядел возбужденным, нервным, понимая, что ничем хорошим подобное поведение в условиях боя для него не закончится. Еще ранее, во время обхода Японии и охоты за транспортниками Сережка уже начал высказываться в том духе, что подобная война ниже достоинства русского моряка. Он страстно убеждал товарищей, что цели следует выбирать исключительно военные. Колчак не поддерживал столь мирные взгляды, с его точки зрения они выглядели недопустимым позерством. К счастью, аналогичных суждений придерживалась большая часть кают-компании. И все же Януковский не смог смолчать при виде нынешнего зрелища. Видно, его пылкую и впечатлительную натуру подобное окончательно расстроило.

— Нет, русские люди пострадали. И пусть их насчитывается немного, но факт никуда не денешь. Как видите, японцам плевать на мирных подданых Российской Империи! Но дело в другом, японцы воюют решительно, во всю силу, а вы предлагаете делать им какие-то скидки, давать фору, так? Для чего и почему? И потом — здесь нет мирных жителей, детей или стариков. Гензан целиком военный объект, тут стоит лишь пехота да армейская обслуга.

— Но в бинокль я видел бегущих женщин! — чуть ли не выкрикнул Януковский.

— Верно, женщин видел и я, — согласился Харитонов. Прочие находившиеся в рубки офицеры стояли, широко раскрыв глаза и не зная, что делать — подобные сцены происходили нечасто и от того, как повернулось дело, от разлада среди своих же, Колчак чувствовал какое-то смутное неприятное неудовольствие. Тягучий осадок, который словно бы принизил радость от удачного рейда. — Но все были в военной форме. А если и нет, они в любом случае служат в армии, а не приехали сюда на отдых поправить здоровье.

— Общественность нас осудит! — пылко произнес Януковский. — Я отказываюсь принимать участие в подобных акциях!

— Сергей Янович, что с вами? — потрясенный Харитонов повысил голос.

— Я вас понял, — Храбров глубоко вздохнул и некоторое время молчал рассматривал своего старшего штурманского офицера, словно видел его впервые. — Думаю, по возвращению во Владивосток вам следует искать для дальнейшей службы другой, более мирный корабль, соответствующей вашим воззрениям. А пока требую покинуть боевую рубку — здесь вам больше не место. Отправляйтесь в собственную каюту под арест!

— Есть! — Януковский четко козырнул и с гордо поднятой головой удалился. Правда, Колчак заметил, что руки его подрагивают мелкой дрожью.

— Сегодня проведем общее совещание, — Храбров пробежался взглядом по офицерам. — А пока у меня единственный вопрос — здесь есть те, ко поддерживает пацифистские взгляды лейтенанта Януковского? Нет? Прекрасно! Продолжаем обстрел. Эраст Модестович, сообщите мичману Ростоцкому, что с этой минуты от исполняет обязанности старшего штурманского офицера.

Колчак промолчал. Он никому и никогда не боялся говорить правду. И если бы совесть подсказала, молчать бы не стал и сейчас. Но совесть никак себя не проявляла, крейсера пришли не в мирный город, а на важнейшую базу японской армии. Здесь у них сосредоточились огромные людские резервы, множество оружия, обмундирования и продовольствия. Мирные жители если и присутствовали, то их общая численность стремилась к минимальному проценту на фоне тех сил, что японцы непрерывным потоком вливали в Корейскую армию через Гензан. Это были главные их ворота, разведка неоднократно докладывала о важности данного объекта.

Отработав по порту, казармам, котельной и внушительным запасам угля, на «Наследнике» подняли сигнал экипажам всех транспортников покинуть суда. Либо японцы прекрасно понимали общую морскую терминологию, либо и сами догадались, чем все закончится, но их шлюпки потянулись к берегу. Выждав полчаса, крейсера принялись расстреливать стоящие на якорях транспортники. Их насчитывалось свыше двадцати единиц, как внушительных, способных перевезти целый кавалерийский полк, так и куда более скромных в размерах. Досматривать никого не стали — все это было лишним, да и времени на подобное тратить совершенно не хотелось.

С погибшего миноносца сняли японских пленных, разместив их на «Наследнике». Храбров не пожелал возиться с ранеными и позволил им всем отправиться на берег.

Через час два российских крейсера покинули гавань. Позади таял в дымке превращенный в горящий ад Гензан. Языки пламени продолжали жадно тянуться ко всему, что могло гореть. Ветер разгонял черные клубы дыма. В двух местах еще долго что-то взрывалось и сверкало, наподобие фейерверка, похоже, крейсера сумели уничтожить внушительные запасы боеприпасов. Горы угля дымили на полгоризонта, обещая гореть еще несколько суток.

Колчак кинул последний взгляд на некогда крупный японский порт. Ныне от него остались одни головешки, пепел да развалины. Лейтенант даже представить не мог, какой материальный ущерб они нанесли противнику. Вероятно, рассыпавшихся по городу и горам пехоты и войсковой обслуги погибло не так