Елизавета и Мег, как всегда, шушукались в углу. Потом Мег встала, взяла Елизавету за руку и повела ее в центр зала. Музыканты начинали контрданс; девушки вошли в круг танцующих. Мег скользила в танце, высоко подняв голову; она необычно смела и даже игриво косится на застывшего у двери оруженосца. Очутившись рядом с ним, она поманила его к себе пальцем и улыбнулась. Просияв, юноша встал с ней рядом, но Мег тут же отвернулась. Катерина прикидывала, сколько поклонников появилось у Мег за последнее время. Елизавета что-то сказала Мег на ухо, и обе засмеялись, запрокинув головы. Мег как будто совсем перестала грустить. Елизавета хорошо влияла на нее. Даже Катерина чувствовала, что попала под ее обаяние. Жаль, что Генрих не позволяет Елизавете остаться надолго; через день-другой она должна вернуться в Ашридж. Но при виде того, как девушки танцуют, Катерина заразилась их радостью. Она думает, что успешно справляется с ролью мачехи. Но ей снова и снова напоминают, что она должна родить сына. Без сына ее положение непрочно. Хотя ее родня получает все новые титулы и поместья, с высоты больно падать.

Елизавета стала писать мачехе письма. Она послала ей стихотворение на французском и английском языках, написанное ровным, безупречным почерком. Замечательно для десятилетней девочки! Катерина страдала оттого, что с Елизаветой так несправедливо обращаются. Она заказала художнице Левине Теерлинк, которая недавно прибыла к ее двору, портрет Елизаветы. Теперь, когда Генрих навещал покои королевы, он видел на стене в зале приемов свою дочь; Елизавета сжимала в тонких пальцах книгу. Весь мир видел, что она – олицетворение Тюдоров. Лишь черные, как у матери, глаза под тяжелыми веками выдавали кровь Болейн.

Подошел брат Уилл; он тоже танцевал, разрумянился и запыхался. Ворот рубашки развязан. Он сел рядом с сестрой, Катерина, наклонившись, завязала ему воротник и велела отдохнуть, как будто он ребенок.

– Кит… – начал он тоном маленького мальчика, как всегда, когда чего-то хотел от нее.

– Чего ты хочешь, Уилл?

– Я насчет своего прошения о разводе.

– Уилл, не надо сейчас. Я уже спрашивала его. Он не сдвинется с места.

– Один закон для него, а другой – для всех остальных, – презрительно заметил Уилл.

– Зато у тебя есть повод жаловаться. Все знают, какой ты нытик! Кроме того, у тебя есть все остальное, чего ты пожелаешь. Ты рыцарь ордена Подвязки, граф Эссекс, твоя любовница – одна из первых придворных красавиц.

Брат, шумно топая, отошел от нее к Серрею в дальний конец зала.

Король поманил ее, она пошла к нему, плавно обходя танцующих, и села на табурет у его ног. Он лучезарно улыбался, стараясь не смотреть на стоящего рядом епископа Гардинера. Гардинер напрасно пробует привлечь к себе внимание короля. Он только что не дотрагивается рукой до рукава Генриха. Король отмахивался от него, как от назойливой мухи, и епископ злобно косился на Катерину. У него бельмо на глазу, а углы губ постоянно опущены, отчего кажется, что его лицо вот-вот потечет и растает. Когда он отворачивался, его лисий воротник рывком сдвигался, как хвост дьявола.

– Кит, мы должны сообщить тебе кое-что важное, – сказал Генрих дружелюбно-ворчливо, как всегда, когда он в хорошем настроении. Он редко называл ее уменьшительным именем на публике.

– Да, Гарри. – Она старалась говорить тише. Она встретилась с ним взглядом – как будто черные камешки тонут в зыбучем песке. Но когда в уголках его глаз появляются морщинки, можно быть спокойной: он в хорошем настроении.

– Мы решили, Кит, что ты займешь мое место и будешь регентом, пока мы будем сражаться с французами.

Ее охватило волнение. Не сразу она поняла всю важность такого решения. Ее положение упрочилось.

– Но, Гарри, ведь… – Катерине трудно было подобрать нужные слова. Она будет управлять всей Англией. Никому после Екатерины Арагонской Генрих не перепоручал столько своих полномочий. – Это слишком большая честь!

– Кит, мы доверяем тебе. Ты наша жена.

Она покосилась на Гардинера; тот побледнел и стал похож на привидение. Она перевела взгляд на короля; его губы готовы изогнуться в улыбке. То, что со стороны может показаться интимным супружеским разговором, тщательно отрепетировано и рассчитано на то, чтобы епископ их услышал.

– Что там? – буркнул Генрих, глядя на Гардинера.

Епископ искательно улыбнулся, но его улыбка больше походила на гримасу боли.

– Ваше величество, простите мою смелость… – запинаясь, начал тот. – Есть вопросы государственной важности…

– Не сейчас! – рявкнул король. – Неужели вы не видите, что мы разговариваем с женой! – Гардинер попятился. – Мы обсуждаем ее регентство, – продолжал Генрих. – Когда мы отправимся во Францию, то оставим вместо себя королеву. Что вы об этом думаете, епископ?

Гардинер так быстро упал на одно колено, что ударился локтем о трон и вскрикнул от боли. С трудом взяв себя в руки, он пробормотал:

– Для меня будет большой честью, мадам, служить вам. – Он взял руку Катерины в обе свои. Руки у него мягкие и дряблые, как сырое свиное сало. Он поцеловал ее обручальное кольцо. Его плечи в перхоти, как будто его обсыпал снег.

– Мы очень признательны вам, ваша светлость, – ответила Катерина.

– А теперь идите! – рявкнул король.

Гардинер, кряхтя, встал и отошел.

– Решение должен одобрить мой Тайный совет. Некоторым мой замысел очень не понравится, – злорадно продолжил король. – Но это всего лишь формальность. Мы созовем совет для тебя, любимая. И мы намерены написать новое завещание, если что-нибудь случится, пока…

Катерина схватила его за рукав:

– Ничего не случится! Господь сохранит тебя, Гарри!

Некоторое время они молча наблюдали за танцующими. Катерина пришла в смятение. Она – регент Англии! О таком она даже не мечтала. Мысль о власти щекотала и будоражила ее. Подумать только, она сумеет поставить на место елейных советников-католиков! Радужные мысли были похожи на мыльные пузыри. Ей казалось, что она пускает побеги, которые укореняются под дворцом и укрепляются, как корни большого дуба. Король радовался как ребенок. Он исподтишка наблюдал за Елизаветой: ее кружил в танце юноша из семейства Дадли. Король растянул губы в улыбке.

– Елизавета становится настоящей красавицей, – заметил он.

– Она похожа на своего отца.

– Ты права, Катерина, она до мозга костей Тюдор.

Генрих был как будто взволнован, его глаза сверкали; он похож на ребенка, который радуется новой игрушке. Катерина заметила, как тревожится стоящий напротив Гардинер. Он перешептывался с Райзли и еще одним своим дружком-консерватором, Ричардом Ричем; все трое то и дело косились в ее сторону. Есть у нее сын или нет, теперь они не посмеют ее тронуть! Она испытывала незнакомое прежде чувство удовлетворения, такого с ней не случалось так давно, что она уже и не помнит этого.