Поезд действительно уже стоял на перроне. Облезлые, словно одичавшие кошки, покрытые толстыми слоями пыли и грязи вагоны, выстроились, как послушные ученики, в ряд, вдоль которого, изнемогая под тяжестью поклажи, тащились пассажиры.

— Вот и мой вагон, — радостно сообщил Артур. Он ласково похлопал его, словно коня, перед тем, как вскочить в седло. — До чего же люблю уезжать. Не могу долго находиться на одном месте, — рассмеялся он.

Чрево вагона было грязным и разломанным, как после большой драки, оно стремительно заполнялось пассажирами и их вещами. Артур закинул свой чемодан на верхнюю полку.

— Вот и все, Катя, будем прощаться.

— Как все?! — ахнула она, как будто он только сейчас объявил ей о своем отъезде.

Он посмотрел на нее, но ничего не сказал, и ей показалось, что, хотя поезд еще стоит на месте, Артур уже от нее уехал.

Она прижалась к нему.

— Артурчик, милый, не уезжай. Я тебя умоляю!

— Ну, Катя, мы же все сказали друг другу. Зачем опять все начинать заново? Скоро отправление, пойдем, я тебя провожу на перрон. — Он крепко схватил ее за руку и почти силой поволок за собой.

Они спустились на перрон. Катя вдруг почувствовала, как подкашиваются у нее ноги.

— Артур, — вдруг так громко воскликнула она, что на нее, как по команде обернулись сразу несколько человек, — ты же понимаешь, я не смогу вернуться в прежний мир. Что же я буду делать, как жить?

— Ничего, Катя, все наладится. Ты умная и сильная. Мне было чертовски хорошо с тобой, а теперь — прощай.

— Артур, но что же мне делать? — продолжала допытываться она.

— Не знаю, каждый решает сам. Это и есть главный закон свободы.

Поезд внезапно вздрогнул всем своим огромным телом и медленно качнулся вперед. Артур вскочил в вагон.

— Катя, прощай!

— Скажи хоть свое настоящее имя.

— Для тебя я всегда — Артур.

Он махнул ей рукой и скрылся в вагоне. Катя сделала несколько шагов вперед и остановилась. Дальше идти было некуда.

Она стояла на перроне и смотрела вслед уходящему составу. Мимо нее проплыл последний вагон. Катя рванулась вслед, но почти сразу же остановилась. С каждой секундой поезд уменьшался в размерах, словно таял в прозрачном воздухе, а затем исчез из вида совсем.

В дом отдыха Катя добралась только к вечеру. Проводив Артура, она долго сидела в каком-то скверике недалеко у вокзала, затем бесцельно бродила по городу. И лишь когда стало темнеть, отправилась на остановку автобуса.

Пока она ехала, слезы несколько раз умывали ее лицо. Сидящий рядом пожилой мужчина участливо осведомился, что с ней, и не нужна ли помощь, но она отрицательно замотала головой и демонстративно отвернулась, обидев своей нелюбезностью попутчика. Но ей было все равно, весь внешний мир сейчас для нее ничего абсолютно не значил, она была целиком во власти того, что происходило у нее внутри.

Город встретил ее пробивающими плотный покров темноты огнями фонарей, привычным текущим по набережной потоком праздношатающихся отдыхающих, который проплывал мимо выстроившихся в одну линейку кипарисов, напоминающих стоящие на столе в один ряд фужеры. Воздух был насыщен вылетающими из кафе и из баров мелодиями.

Но Кати было не до этого буйства жизни, она спустилась к морю и села на остывающие камни. К ней подкатила волна, и словно умный пес, дружески лизнула своим теплым и влажным языком ее ноги. Но, поняв настроение женщины, тактично отступила назад.

Катя смотрела прямо перед собой в темноту, и эта же темнота проникала в нее и заволакивала душу. Через день — в дорогу и ей, но как она будет жить? Так, как раньше, она уже не сможет, а по-другому ей не позволят. Да она и не знает, как жить по-другому, без Артура. Она поехала на юг, а оказалась, что совершила путешествие в иное измерение. Артур полностью перевернул ее внутренний мир, разрушил, как старый дом, все представления о жизни. И, сделав это, сразу же бросил, оставив ее наедине с враждебным миром и с самой собой, не сказав, что ей делать ни с тем, ни с другим.

Катя прислушалась к зову моря. Как же оно счастливо уже тем, что абсолютно свободно! А сможет ли оно принять ее в свои владения? Катя встала и сделала шаг вперед.

Она стояла по колено в воде, не решаясь шагнуть ни вперед, ни назад. Теплые волны слегка толкали ее и, не задерживаясь ни секунды, словно боясь выбиться из графика, мчались дальше к берегу. За спиной шумел и сверкал разноцветьем огней беззаботный и беспечный, как пьяный гуляка, город, а прямо перед ней простиралась безмолвная и беспредельная темная морская равнина. Два мира, а на границе между ними стояла уже не молодая, но и не старая женщина, в намокшей юбке и не знающая, какой из них ей выбрать…

Катя попала на этот праздник жизни почти случайно, на улице она неожиданно встретила знакомую, с которой когда-то работала. Нина была тихой и незаметной, как мышка в норке сидела в своем углу. Одевалась безлико, красилась мало и неумело, как только что начавшая осваивать это искусство школьница, в общий разговор вступала нечасто и ненадолго. И Катя не могла припомнить ни одной запоминающей произнесенной ею фразы. Ушла она неожиданно; однажды пришла как всегда на работу, но вместо того, чтобы занять свое законное место, подошла к матери-начальнице и подала заявление об уходе. Держать ее не стали, так как она не входила в шорт-лист ценных работников. И уже на следующей день исчезла, как тень при заходе солнца, как казалось навсегда. Некоторое время вся бухгалтерия гадала, что подвинуло ее на такой шаг. Но так как никаких фактов для разработки различных версий в распоряжении не было, волнение скоро утихло. А затем Нина забылась даже прочнее, чем вчерашний сон.

И вот эта самая незаметная, как ящерица на бархане, Нина случайно повстречалась на улице. Только теперь она была очень даже заметна: во-первых, рядом с ней стоял ее могучий джип, во-вторых, одежда на ней была яркая, как оперенье попугая. Ну а на лице было столько дорогой косметики, что могло показаться, что для этого был оптом скуплен весь магазин.

Катя никогда бы ее не признала, если бы Нина не бросилась ей наперерез.

— Катя! — полетел по улице, пугая прохожих, ее восторженный визг.

Катя не сразу поняла, что зовут ее, за последнее время она привыкла, что ее уважительно называют по имени отчеству. Ну а Катей — только близкие люди. Она огляделась; близких людей поблизости не было. Значит, этот вопль адресован не ей.

— Катя, ты, что, меня не узнаешь?

Катя вгляделась в больше похожую на маску лицо стоящей рядом женщины. И узнала ее.

Нина! — изумилась она. Если бы перед ней сейчас появился покойный тесть, она бы удивилась не меньше.

— Признала! — так радостно воскликнула Нина, словно бы нашла клад.