Царь Агамемнон, уязвленный и пристыженный Ахилловым обвинением, что владыка никогда не воевал, величественно выступал перед греческими боевыми порядками, облаченный в полный доспех. Никто не посмел бы усомниться в блистательности его вида. Превосходный главнокомандующий, с головы до пят. Один вид его и громадины Аякса в особенности вынудил Париса развернуться и двинуться прочь сквозь троянские ряды. Его брат Гектор остановил его у Скейских ворот.

– Будь ты клят, Парис, мы тут из-за тебя все, – вскричал он. – Это ты нарушил священные законы гостеприимства и дружбы и забрал у Менелая Елену. Это ты привез ее жить к нам. Мы согласились с твоим велением, чтоб Елена осталась. Это за твою честь и твою гордость проливалась троянская кровь все эти девять лет. И ты считаешь, что теперь можно поджать хвост и удрать, как напуганному котенку?

Голос Гектора прозвучал достаточно громко, чтоб услыхали многие троянцы. Рядовые воины боготворили Гектора, а вот Парис им не нравился – его они считали спесивым, тщеславным и высокомерным. Весь пар его уходит в свисток. Егозлив да смазлив, слишком ненадежен – вот каким его считали среди бойцов.

Парис вспыхнул до корней волос.

– Ты прав, брат, – проговорил он с неубедительным смешком. – Конечно же, убегать не годится. Я направлялся к нашему отцу – поделиться с ним своим планом.

– Каким планом?

Замысел складывался у Париса в голове по мере того, как он им делился.

– Как ты сам сказал, раздор этот – строго между мной и Менелаем. Вот пусть он и решается между нами.

– То есть?

– То есть давай я выступлю за Трою в одиночном поединке с Менелаем. Если возьму верх, Елена остается, греки уходят. Если уступлю, пусть забирают Елену в Спарту. И все сокровища, какие я с ней забрал, тоже, – добавил он в припадке щедрости.

Гектор опустил руку ему на плечо.

– Я превратно судил о тебе, брат.

Улюлюканье в троянских рядах сменилось ликованием, а раскрасневшийся и осмелевший Парис вновь расхаживал вдоль их рядов. Он набросил себе на плечи леопардовую шкуру, надеясь тем самым напомнить воинству о великих героях прошлого, что украшали себя так же: Ясоне на пути в Иолк, наверное, или даже Геракле в его фирменном облачении из шкуры Немейского льва.

Когда предложение о бое один на один донесли до греков, Менелай принял вызов с большим удовольствием. И троянское воинство, и греческое возликовали в голос – и облегченно, и взбудораженно. Рассредоточились по равнине, как толпа отпускников, изготовившаяся к великому пикнику.

Одна в своих покоях, Елена уловила перемену в общегородском настрое. Услыхала снизу, с улиц восторженные крики и фанфары. Выбралась из комнаты и отправилась на городскую стену посмотреть, что происходит. Приам уже стоял на бастионе и позвал ее подняться по лестнице и сесть с ним. Он расположился в кругу придворных, кому по возрасту уже было слишком поздно воевать; был среди них и Антенор. Завидев Елену, все склонили головы и зашептались[141].

– Краса ее пронзает сердце, верно?

– Когда не смотришь на нее – забываешь эту прелесть. Но стоит лишь завидеть ее – матушка Афродита! Откуда в смертной женщине такая красота!

– Как бы то ни было, пусть бы оставила она Трою навсегда и забрала проклятье той красы с собою.

Приам встал поприветствовать Елену, и придворные отошли. Старый царь сноху свою любил и никогда не попрекал ее за смерть и беды, какие навлекло ее присутствие на его народ.

– Присядь со мною, моя милая. Парис с Менелаем сейчас решат все это промеж собою.

– О!

Некоторым женщинам, может, и в радость, когда мужчины за них сражаются, но Елена была не из таких.

– Взгляни на греков вон там, – продолжил Приам. – Должен признать, смотрятся они великолепно. Скажи мне, кто вон тот высокий, с рыжим плюмажем на шлеме? Такой могучий и властный? Наверняка царь?

Елена глянула вниз.

– О, это сам Агамемнон. С тех пор как мы виделись в последний раз, слегка постарел.

– Значит, это и есть Царь людей?

– Мой деверь… бывший, – проговорила Елена вполголоса. – Да простят меня боги.

– Пόлно тебе. А вон тот широкогрудый – с виду знаком. Где я его уже видел, интересно?

– То Одиссей, сын Лаэрта.

– Ну конечно. Вспомнил. Когда они с Менелаем явились торговаться за мир в самом начале… действительно, что ли, девять лет назад? А вон тот человек, что высится, как рослое дерево, над Одиссеем?

Елена рассмеялась.

– Это Аякс Саламинский.

Елена оглядела ряды греков внизу, разыскивая два особых лица.

– Интересно, где же Кастор с Полидевком, – проговорила она. В последний раз она видела своих братьев еще в Спарте. В тот роковой приезд Париса их призвали в дальние края. Что-то насчет гнусной ссоры из-за скота с родственниками из Аркадии. Елена задумалась, не стояла ли и за этим Афродита, поскольку именно отлучка братьев – одновременно с внезапным отъездом Менелая на те критские похороны – позволила Парису разорить дворец невозбранно и так запросто увезти ее в Трою.

Приам не ответил. Его потрясло, что Елена не осведомлена о том, чтό случилось с ее братьями.

Весь мир знал, что они отправились на север разбираться насчет скота со своими родичами и Кастора предательски убили. Безутешный Полидевк воззвал к Зевсу, чтоб тот дал ему сгинуть вместе с возлюбленным братом-близнецом. В ответ Зевс позволил Полидевку сопровождать Кастора днем в царстве мертвых, а ночью они сияли в небесах как Кастор и Поллукс – неразлучные звезды созвездия Близнецов. Благодаря своей неразлучности на ночном небе они стали незаменимым подспорьем мореходам[142].

Приам ошибочно полагал, что Парис успел поделиться с Еленой этой вестью, когда она достигла Трои. Возможно, опасался того, как она это воспримет. Братьев Диоскуров Елена любила всем сердцем.

Вот так и сидели они: Елена показывала на греческих героев, каких сама помнила, и даже подражала голосам и повадкам их жен. Приам улыбался и мягко кивал.

Какой бы морок ни навела Афродита на Елену вначале, теперь он совершенно точно развеялся, и Елена к Парису ничего не чувствовала. Ничего, кроме презрения. Он держал ее при себе как трофей, навязывался ей, бахвалился ею, когда ему это было выгодно, и выхвалялся тем, что владеет такой красотой, но никакой личной приязни ей не выказывал, даже малого знака не подавал, что любит или хотя бы уважает ее. Его младший брат таков же. Когда вокруг никого не было, Деифоб следил за ней похотливым взором и разговаривал с Еленой так, будто она шлюха. А вот Приам, Гекуба и Гектор – они другие. Всегда одаряли ее лишь добротой и почтением.