берут. Людишки-то глупые.

– Так уж и толпами?

– Ну, нет, конечно. Многие на это не покупаются. Но нам хватает и тех, кто верит. Ну а потом – знай, снимай с них побрякушки.

Мокоша, вновь широко ухмыляясь, поднял руки и продемонстрировал пальцы с золотыми украшениями.

– Вашим преступлениям должен быть положен конец, – мрачно произнесла Лада.

Мародёр выглядел искренне удивлённым.

– Какие ж преступления? Мы никого не душегубили. Ну а то, что они пришли сюда на погибель, так кто ж их заставлял? Ладно, не нравится мне, куда беседа идёт. Ступайте-ка вы, по-доброму.

– Мы – служители Матери Церкви. Кому, как не нам, решать, что является преступлением с точки зрения морали?

Улыбка исчезла. Мокоша скривился, сведя брови, верхняя губа его судорожно подёргивалась.

– Вот те на. Кого только здесь не встретишь. Послушай-ка, тупая ты сука. Мы никого не убивали. В ересь не впадали. Так что идите-ка вы, святоши, куда шли. Могли бы нас, наверное, страже сдать. Да только что-то мне подсказывает, что тогда бы сами вы здесь не пробирались. Натворили что, а?

– Лада, они правы, – тихо шепнул Дроган. – У нас нет права их тронуть. Как разберёмся со своим делом, доложим дружинникам. Но пока придётся разойтись.

– И сколько людей погибнет, пока мы будем разбираться? – огрызнулась женщина, сжимая в руках самострел.

Дроган хотел что-то ответить, но не успел. На лице Мокоши промелькнуло удивлённое выражение, когда арбалетный болт разворотил его лоб. Затем толстяк медленно завалился назад.

Воитель пришёл в себя мгновенно. Лада не успела ещё опустить разряженный самострел, когда он, грязно выругавшись, ударил костистого мародёра в лицо концом рукояти. Раздался хруст, и тот рухнул на пол, захлёбываясь кровью и глотая обломки зубов. Громилы не успели ещё достать дубинки, когда Дроган развернул топор и тычком вогнал верхнюю часть лезвия в грудь одного из них. В другого попал небольшой топорик, метко пущенный рукой Мормагона, и мародёр осел на пол, истошно вереща. Последний, поняв, что остался в одиночестве, развернулся, и, поскальзываясь, бросился в темноту. Болт пробил его насквозь уже на границе света. Громила упал лицом вниз, пару раз дёрнулся, всхлипнул, и замолчал. Вскоре затих и визг его товарища – его оборвал удар Дрогана.

– Что это, чёрт возьми, было?

– Это преступники. Как слуги Создателя, мы должны защищать невинных. Они сказали, что людей убивали крысы? Вот они крысы и есть. Перебив их, мы спасли несколько жизней.

– Не нам судить! Святые угодники, Лада, есть же закон! Мы не должны становиться обвинителями и палачами! У нас есть своя работа. Они что, похожи на еретиков или ведьм? Вот этот, жирный, выглядит, как ведьмак? Мормагон, а ты какого дьявола творишь?

Музыкант обернулся, держа в руке небольшой нож, и пожал плечами.

– Дроган, ему кошель уже не понадобится, а у нас скоро закончатся деньги. За нами идёт дружина князя. Вряд ли получится в скором времени заработать. А оправдывать себя я предпочёл бы на полный желудок.

Мормагон закинул добычу в свой мешок, поднялся, и зашагал вперёд. Лада молча отправилась за ним.

– Ну и чем мы тогда лучше этих мародёров?

– Как минимум – тем, что живы. Ну и я гораздо симпатичнее на вид. И ещё они заманивали людей в ловушку, а мы лишь оборвали мрачную цепь их бесчеловечных преступлений.

Позади Дроган не переставал ворчать.

– Ни за что не притронусь к этим грязным деньгам.

– Твоё право. Я совершенно поддерживаю тебя в этом благородном решении.

– Как неосмотрительно с твоей стороны было произносить те слова прежде, чем ты пересчитал оставшиеся монеты, – сказал Мормагон, отрывая зубами кусок сочной баранины.

По крайней мере, он надеялся, что это – действительно баранина, как уверял кабатчик.

Дроган молчал. Лицо его было мрачнее, чем у сборщика налогов, которому предложили прийти на следующий год.

Мормагон принюхался.

– Свежий хлеб пекут, – сказал он со вздохом. – А у тебя уже и деньги скоро закончатся. Не будет тогда ни горячего сочного мяса с перцем, ни холодного кваса. Такого, что б прям скулы сводило! Эх…

– Хватит уже, – оборвала музыканта Лада. – Тебя послушаешь, так рот слюной наполняется. Не бойся, братец, я с тобой всегда поделюсь.

– Да я-то что? Я ничего. Тоже поделюсь, конечно. Вот, где тут у меня этот кошель…

– Оставь себе, – резко сказал Дроган и поднялся, чтобы выйти.

Лада удержала его за руку.

– Стой, не глупи. И ты, Мормагон, прекрати. И так нас ищут. Не нужно делать всё ещё хуже, издеваясь друг над другом. Дроган, я тебя понимаю. И готова согласиться с твоими доводами. Эти деньги, действительно, нечисты, и мне бы тоже не хотелось к ним прикасаться.

Мормагон закатил глаза.

– Отлично. В хорошенькую же ситуацию вы меня поставили. Выбросить я их не могу, а коль буду пользоваться – меня же совесть заест. Да, она у меня есть, можете себе представить! Хорошо, я отложу кошель на чёрный день. Если совсем есть нечего будет, думаю, вы и сами согласитесь его достать.

Дроган опустился обратно на стул.

– С этим решили. Теперь давайте думать, что делать дальше.

– О чём тут особенно задумываться? – произнёс Мормагон, придвигая свою тарелку Дрогану. – Надо выяснить, кто свидетельствовал против нас. Он точно что-то знает.

– И как мы это узнаем? – спросил воитель, отрывая кусок мяса.

– Ратибор, – ответила Лада. – Он должен быть в городе. Больше мы никого не знаем из окружения князя. Наверняка он в курсе происходящего.

– Не знаю, кто это, – сказал Мормагон, – но с чего вы взяли, что он просто не выдаст нас?

– Придётся рискнуть.

Некоторое время беглецы ели молча. Их убежищем стал небольшой кабак в районе трущоб. Здесь, в пропахшем мочой, брагой и блевотиной полутёмном зале, никому не было дела до троих незнакомцев.

– Ладно, я выберусь и разузнаю, – подал голос Мормагон. – Из вас я – самый неприметный, и у меня в городе есть знакомые, которые могут помочь.

– Сколько времени тебе нужно?

– Пойду с утра, обернусь к вечеру.

Дроган кивнул.

– Пора устраиваться на ночлег. Надеюсь, клопов здесь не слишком много.

Его надеждам не суждено было исполниться. Всю ночь Лада проворочалась, мучимая укусами насекомых. Её будил то шорох крысиных лапок в стенах, то истошные крики за окном. В