— Мне нравится быть занятым. И это не грустно, а целенаправленно.

— Но в чем смысл? — говорит она. — Если ты не получаешь удовольствия в процессе.

— Ну, — говорю я, бросая на нее взгляд исподлобья. — Я не считаю марафоны «Властелина Колец» таким уж веселым занятием.

Я не могу не подколоть ее, потому что прекрасно знаю, что Аиде часто бывает скучно или не хватает стимула. Именно поэтому она всегда попадает в неприятности.

Конечно, она не отвечает обычным легкомысленным ответом. Вместо этого она покусывает ноготь большого пальца, скорее задумчиво, чем раздраженно.

— Я могу делать больше, чем это, знаешь ли, — говорит она.

— Вообще-то я это знаю, — отвечаю я.

Она смотрит на меня, проверяя, не насмехаюсь ли я над ней.

Нет.

— Я вижу, какая ты умная. Ты лучше меня знаешь Маделин Брек, — говорю я ей.

— У меня много хороших идей, — говорит она. — Папа всегда так боялся, что мне будет больно. Но я такая же умная, как Данте или Неро. Или Себ. Я достаточно умна, чтобы не погибнуть.

— Пока ты можешь держать себя в руках, — говорю я, полуулыбаясь.

— Я не… — горячо говорит Аида, прерываясь, когда видит, что я ее дразню. В основном. — Я не без характера, — говорит она с достоинством. — Ты не знаешь, каково это — всегда быть самой маленькой собачкой в драке. Я должна нападать первой и быть сильнее всех. Во мне никогда не было мягкости. Никогда не было, и никогда не будет.

Я не могу представить ее мягкой. Это испортило бы все в ней.

— В любом случае, — быстро говорит Аида. — Я все еще не понимаю, почему ты хочешь стать олдерменом. Гриффины богаче бога. У тебя есть друзья по всему городу. Твоя территория в безопасности. Какого хрена ты хочешь сидеть в офисе и разбираться со всем этим дерьмом?

— Как ты думаешь, почему люди тратят полмиллиона долларов на кампанию за место олдермена, когда зарплата составляет 122 304 доллара? — спрашиваю я ее.

— Ну, очевидно, ты можешь возиться с зонированием и налоговым законодательством в угоду своим бизнес-интересам, а также оказывать услуги всем остальным.

— Верно, — говорю я, поощряя ее продолжать гадать.

— Просто мне кажется, что это не стоит таких хлопот. Ты можешь получить все это дерьмо с помощью взяток и торговли услугами. Или старым добрым насилием.

— Но ты всегда находишься во власти кого-то другого, — говорю я ей. — Неподкупный детектив или жадный политик, который получил лучшее предложение от кого-то другого. Настоящая власть — это не работа с системой. Это управление системой. Это также её строительство своими руками.

Я делаю паузу, вспоминая немного истории наших пересекающихся семей.

— Ты помнишь, как итальянцы управляли этим городом? — спрашиваю я ее. — У Капоне мэр был на зарплате. Представь, если бы Капоне был мэром. Или губернатором. Или гребаным президентом.

— Мне не нравится, что ты используешь прошедшее время, говоря о наших славных днях, — легкомысленно говорит Аида. — Но я понимаю твою точку зрения. Думаю, теперь понятно, почему твой отец хотел заключить соглашение между нашими семьями. Дело не в этих выборах. Дело в последующих. Если ты хочешь управлять всем городом, мы тебе действительно нужны.

— Да, — тихо говорю я.

Мы подъехали к башне, ее скелетный, наполовину построенный каркас возвышается в небо. Достроены только несколько нижних этажей. Участок представляет собой нагромождение тяжелой техники, штабелей строительных материалов, импровизированных офисов, туалетов и припаркованных грузовиков.

Место было бы темным и пустынным, если бы вся северная сторона не освещалась огнями и сиренами. Я вижу пожарную машину, две машины скорой помощи и несколько полицейских машин. Данте разговаривает с офицером в форме, а другой полицейский делает записи у избитого и перебинтованного охранника. Я предполагаю, что это охранник, который был на дежурстве, когда кто-то поджег машины.

В воздухе пахнет бензином и обугленным металлом. По меньшей мере четыре единицы тяжелой техники не подлежат восстановлению, включая два землекопа, экскаватор и целый кран. Почерневшие корпуса еще дымятся, земля под ними грязная от пожарных шлангов.

— Это был тот чертов поляк, я знаю, — раздается голос с противоположной стороны от Аиды.

Это Неро, появившийся из темноты бесшумно, как летучая мышь.

Он быстрый и чертовски хитрый. Вероятно, он мог бы украсть пистолет с пояса ближайшего полицейского так, чтобы тот не заметил, пока тот не попытается его обезоружить в конце ночи.

— Как ты можешь быть уверен? — пробормотала в ответ Аида. Она говорит потише, потому что мы не хотим привлекать к себе внимание. Я — потому что не хочу, чтобы мое имя было связано с этим, а Неро — потому что у него, как минимум, хренова туча неоплаченных штрафов за парковку.

— Это их визитная карточка, — говорит Неро. — Они как русские, только более сумасшедшие. Они любят устраивать сцены, и им нравится символизм. Кроме того, — он дергает головой в сторону крана, где у основания тлеет почерневшая глыба, — они оставили это.

— Что это? — вздохнула Аида.

Ее лицо побледнело. Я знаю, что она думает о том же, о чем и я — предмет имеет сырой, потрескавшийся вид обугленной плоти.

— Это голова кабана, — говорит Неро. — Визитная карточка Мясника.

Данте присоединился к нам, его кожа темнее, чем когда-либо, от дыма в воздухе. Пот прочертил бледные дорожки по бокам его щетинистых щек. Его глаза выглядят черными и блестящими, в них отражаются мигающие огни полицейских машин.

— Охранник сказал им, что это была кучка панков. Мы все выяснили до того, как подъехали полицейские. К счастью, пожарная машина оказалась быстрее копов, иначе мы бы потеряли и половину здания.

— Ты не хочешь, чтобы они узнали, что это Зейджак? — спрашиваю я.

— Мы не хотим, чтобы они лезли в наш бизнес, и точка, — отвечает Данте. На самом деле, он бросает вопросительный взгляд на Аиду, спрашивая, почему я здесь.

— Это я напросился, — говорю ему я. — Я чувствую ответственность, поскольку это я усугубил ситуацию с Зейджаком на сборе средств.

— Он уже достал нас, — говорит Неро, быстро покачав головой. — Мы уже дважды вступали с ним в конфликт из-за того, что его люди посягали на нашу территорию. Грабят наших поставщиков и грабят банки в наших районах.

— Он намерен начать конфликт, это очевидно, — говорит Данте, его глубокий гулкий голос похож на неработающий двигатель. — Мы должны…

Его предложение прерывается быстрыми щелчками и треском полуавтомата. Звук похож на взрывы петард, только в сотни раз громче. Мимо проезжает черный Land Rover, из опущенных окон высовываются трое мужчин с пистолетами наперевес, дула которых освещают их лица в масках.