что она, кстати или не кстати, в отличие от Виктора, не понимает ничего и через двадцать минут поймет вряд ли. Но раз Феликс так торопит, она спорить не будет.

* * *

В лодке было непривычно. Дно широкое, борта низкие. Под пайолой плескалась дождевая красноватая вода.

Феликс сразу схватился за весла, а Тюше велел, между делом и бездельем, вычерпывать из-под ног воду самодельным черпаком.

– Только старайся руки не мочить.

Тюша не поняла, как можно не намочить руки, если весь черпак был только что вытащен из воды, но ничего не сказала.

Обтерла ручку какой-то тряпкой, найденной под сиденьем, и осторожно зачерпнула, сколько смогла. Вода блеснула на солнце, на вид самая обычная, только по краям качалась еле заметная красная нитка.

Тюша брезгливо осмотрела эту нитку, словно неизвестное живое существо, и вылила воду в реку. Река приняла вылитое, вспенившись.

– Ничего себе, – пробормотала Тюша.

Пена напоминала кока-кольную, только оттенок у нее был розовый.

– Чего-чего, – ворчливо успокоил Феликс. – Не смотри, а выливай. Розовой воды не видела?

Тюша хотела объяснить, что, во-первых, действительно не видела, а во-вторых, что розовая вода – это совсем другое. И пахнет она лепестками розы, а не непонятно чем. Эта вода, кстати, пахла на самом деле странно. То ли кровью, то ли тиной, то ли прелой листвой. От запаха у Тюши холодели ладони, а шея покрывалась мурашками, стоило только вдохнуть поглубже.

Поэтому Тюша старалась, вычерпывая дождевую воду, держать ее подальше от лица. Вдруг ядовитая?

Иногда она оглядывалась на Феликса, как он там справляется. А Феликс справлялся неплохо. Ему с первой попытки удалось отстегнуть лодку от ржавого замка с цепью и оттолкнуться от песчаного дна. И теперь они плыли по течению, в самой быстрой его струе. Феликс сидел, чуть согнувшись, и равномерно опускал и поднимал весла.

– Может, не грести пока? – спросила Тюша. – Устанешь, а еще далеко.

– Я устану? – усмехнулся Феликс. – Да я могу весь день на веслах, и ничего мне не будет. У меня опыт – о-го. Если только не на скорость, конечно, грести.

– Ну ты же сейчас не на скорость?

Тюша спросила осторожно и так же осторожно вылила за борт очередную порцию красноватой воды.

– Пока нет, – ответил Феликс и чуть развернул лодку. – Сейчас вон за тот остров спрячемся, и нас от «Гремучей» никто не увидит. И не придется на скорость.

– Да кому там смотреть? – пожала плечами Тюша.

– Сама знаешь.

Тюша вздохнула. Ну да. Она знала, но не могла поверить, что им нужно бояться Виктора. Ведь он же встречал их с мамой. Тащил их сумки. Провожал до домика. И отец ни слова потом не сказал, что Виктор – плохой человек. Да отец бы его близко ни к Тюше, ни к маме не подпустил, если бы думал, что это может быть опасно. И не оставил бы с ним Тюшу на «Гремучей». Ни за что бы не оставил, пусть даже и с Феликсом. Или… Или отец не знал? Или это был не тот Виктор, который помогал разгружать вещи? Тот упал во время дождя и исчез. Этот откуда-то появился на дереве. Когда он ухитрился туда влезть?

Тюша ничего не понимала.

Собственно, самым первостепенным в этом непонимании было одно – почему отец и мама оставили ее на «Гремучей»? Это было так странно и пугающе, что все остальное терялось и становилось расплывчатым и неважным.

Когда ее бросил Аркадий, это было очень больно. На самом деле, очень. Но все же это можно было объяснить. Любому мальчику может понравиться сначала одна девочка, а потом другая. Возможно, что на свете существуют однолюбы, но Тюша в них не очень-то верила. Скорее, это было красивой легендой. А все остальные могли полюбить, могли разлюбить. Даже она сама, Тюша, была уверена, что сумеет забыть Аркадия. И влюбиться в кого-то другого тоже сумеет. Иначе нечестно. Иначе вся жизнь коту под хвост.

В общем, если мальчик бросил – это больно, но объяснимо.

А родители? Родители-то как могли ее бросить? Тем более теперь, когда творится неизвестно что?

– Как? – вслух повторила Тюша вопрос из мыслей.

– Что – как? – переспросил Феликс.

Он уже направил лодку вдоль бесконечного, как показалось Тюше, острова, заросшего рогозом и еще какой-то высокой травой, названия которой Тюша не знала.

– Как родители могли нас бросить, когда вокруг творится неизвестно что?

– А, ты вон о чем. Так, а что творится-то? Я ничего особенного пока не вижу.

– Но ты же сказал…

– Про дождь? Да, я сказал. Но он кончился – это раз. И сейчас ясное небо и ни ветерка – это два.

– И поэтому можно было нас оставлять одних? Да, в конце концов, откуда они знали, что все так скоро закончится?

– Они не знали, конечно, – вздохнул Феликс. – Но, если я правильно понимаю, они это сделали.

– Что? Что они сделали?

– Все, что смогли.

Лицо у Феликса стало совсем серьезным и даже как будто торжественным.

– Может быть, – сказал он, отбрасывая челку со лба, – и мы еще кое-что сможем.

Глава пятая. Зонт с той стороны

Их накрыло первой волной, когда Тюша почти успокоилась и вычерпала всю воду, какую было возможно. Грозовое облако выплыло из-за острова, свинцовое, отливающее темной синью и серебром. То ли потому, что остров был высоким, с обрывистыми берегами и деревьями в глубине, то ли потому, что они не смотрели по сторонам, гроза изумила и почти вогнала в ступор обоих.

– Так не бывает, – шепнула Тюша после первого раската.

Феликс дернул плечом, не то споря, не то соглашаясь.

– В грозу нельзя на воде, – сказала Тюша.

Она знала это с детства. Вода – худший помощник в грозу. И высокие деревья – тоже. Они притягивают молнии, зовут их: бейте, смелее, мы здесь. А Тюше не хотелось быть там, куда может ударить молния. И кому бы хотелось?

– Я знаю, – сквозь зубы бросил Феликс, и Тюша растерялась из-за его внезапной злости.

Но уже через минуту она поняла, что он вовсе не злится. Просто ему тяжело разворачивать лодку против течения. Но он старался, старался изо всех сил.

– Сейчас, – наконец сказал он Тюше, – вон там песочек.

Тюша увидела крохотную песчаную косу, к которой можно было причалить, не рискуя разбить нос лодки о камни. О, как ей хотелось помочь Феликсу, но она ничего не могла сделать. Только смотреть, кусать губы и желать всем сознанием, чтоб у него получилось.

Волна перехлестнула через борт,