Взглянув на бумажку, Сергей не сразу смог оторвать от нее взгляд. Пальцы Олега то сминали ее, то разглаживали, нежно расправляли края и снова скатывали в трубочку, собирали в комочек – и разворачивали, замирая, слабо подергиваясь, словно в предвкушении того, что ждало внутри. Пальцы шевелились, жили сами по себе, будто независимо от воли хозяина – тонкие, голубоватые, с длинными, как у женщины, ухоженными ногтями.

«Шулер? Фокусник? Пианист?» – Сергей терялся в догадках, глядя на манипуляции, которые Чайка проделывал с фантиком. Смотреть было неприятно, будто он подглядывал за чем-то интимным, и Бабкин перевел взгляд на Клару Ивановну.

Женщина, заварившая такую кашу, выглядела куда спокойнее всех остальных. Тонкие нарисованные бровки над прищуренными глазами вернулись на свое место, красные пятна спали, губы, густо накрашенные розовой помадой, недобро поджались.

– Кто-то из вас задумал меня убить, – упрямо сказала сиделка, глядя в сторону. – Пусть не в этот раз, но вы меня не обманете.

– Зачем же нам вас убивать, любезная Клара Ивановна? – с усмешкой спросил бледный. – Нам без вас и жизнь не будет в радость. Если бы не вы, мы бы все сдохли под забором, честное слово.

– О, наконец-то я услышала от вас правду! – усмехнулась она. – Что есть, то есть, сдохли бы под забором.

– Ну почему же… – недовольно прогудела Лидия. – Я хочу сказать…

– Что бы вы ни хотели сказать, – желчно перебила ее Клара, – факт остается фактом: вы все – гроздь бездарностей на моей шее! И вы, и вы, и вы!

Обветренный палец уперся сначала в бородатого, затем в Лидию и остановился на Олеге. Сиделка хищно дернула носом и резко, словно нанося укол шпагой, ткнула пальцем вперед. Все трое одновременно отшатнулись.

Сергей подумал, что она берет реванш за свой страх, за то, что так открыто обнаружила его перед людьми, зависящими от нее и подчиняющимися всем ее диким прихотям.

– Посредственности и борзописцы! – отчеканила Клара Ивановна. – Вы, Олег, не кто иной, как заурядный пачкун, а про вас двоих и говорить нечего! Ваши пошлые претензии на гениальность могут вызывать только смех. Кстати, кто из вас украл подсвечник? Знайте, что он не серебряный, как вы, наверное, надеялись. Даже в воровстве проявляется ваша бездарность!

Она издевательски рассмеялась, обнажив мелкие остренькие зубки, и пошла к крыльцу, продолжая смеяться. «Гроздь бездарностей» торопливо расступилась, прижалась к стенке, пропуская ее.

Бабкин обвел взглядом лица этих людей и тихо порадовался, что топор уже унесли. Он не был уверен в том, хватит ли у кого-нибудь из присутствующих выдержки не метнуть его в затылок благодетельнице.

Дверь дома закрылась, отсекая глумливый смех от тяжелой тишины, и тишина осталась снаружи.

Не глядя друг на друга, двое мужчин и женщина стали расходиться. Лидия побрела в сторону озера, обогнув Бабкина, словно он был неодушевленным предметом, ее брат, потоптавшись, направился к сараю, а бледный собирался идти в дом, но Сергей остановил его:

– Одну минуту… Вы – Олег Чайка?

– Ну, я, – хмуро ответил тот.

– Мне нужно с вами поговорить.

Сергей в двух словах обрисовал, кто он, но не стал уточнять, по какому делу. Олег уставился на него подозрительным взглядом, в котором не читалось ни малейшего желания помогать сыщику.

– И чего вы от меня хотите? – спросил он наконец.

– Может быть, пройдем в дом? – предложил Бабкин. – Или туда, где будет удобно разговаривать. Это не отнимет у вас много времени.

Насчет времени Сергей покривил душой – он рассчитывал на то, что сможет разговорить Чайку. Бабкин недоумевал, отчего его слова вызвали у парня негативную реакцию, но списал это на только что разыгравшуюся сцену: он стал свидетелем унижения обитателей дома, и вполне понятно, что ни один из них не был рад общению с ним.

– Ладно, – хмуро согласился Олег. – Пошли в мою комнату. Только я должен спросить разрешения…

Он остановился, оборвав фразу, и Сергей поторопился согласиться, не уточняя, у кого должен спрашивать разрешения взрослый мужчина.

– Ждите здесь, – бросил Чайка и скрылся в доме.

Прошло не меньше десяти минут. Бабкин уже стал опасаться, что парень просто-напросто обманул его и скрылся, но тут дверь открылась, и бесцветная прилизанная физиономия высунулась наружу:

– Иди. Можно.

Бабкин хмыкнул про себя такому приглашению, но выбирать не приходилось: он зашел внутрь и впотьмах, нащупывая руками стены, побрел за своим провожатым, который успел уйти, не дожидаясь Сергея.

Длинный коридор вывел его к широкой деревянной лестнице, ведущей на второй этаж. Здесь было куда светлее, и Бабкин успел разглядеть за одной из приоткрытых дверей просторную комнату с красным узорчатым ковром на стене и стол, покрытый кружевной скатертью. Дом был добротный, это чувствовалось по всему, и лестница с широкими перилами так внушительно скрипела, словно рассказывала поднимающемуся по ней старые истории – как и делают все добропорядочные лестницы с традициями.

Он задержался на секунду, рассматривая резные балясины, и сверху его тут же одернули:

– Ну ты чего, идешь или заснул?

Бабкин, удивленный такой фамильярностью, поднялся наверх. Четыре комнаты по обеим сторонам коридора, выстланного рябыми половицами, были заперты, но Олег Чайка достал из кармана ключ и открыл ближнюю.

Войдя внутрь, Сергей заметил, что на двери когда-то имелся засов, но его сняли – остались только две почерневших от старости скобы.

– У Клары Ивановны копии всех ключей, – буркнул Олег, проследив за его взглядом. – А запираться изнутри она не разрешает.

Бабкин понимающе кивнул.

– Хозяйка? – простодушно спросил он, успешно притворяясь, что не знает подоплеку их отношений.

– Типа того. Ладно, давай, садись, спрашивай, чего хотел.

– Двадцать лет назад в Вязниках убили девушку, – начал Сергей, не собираясь долго ходить вокруг дела.

И увидел, как лицо его собеседника меняется на глазах: из выжидательного становится замкнутым и отстраненным.

– Убили, и что? – холодно поинтересовался Олег. – А я здесь при чем?

– Ты ни при чем. Но тебе известны подробности. Ты ведь жил в поселке в то время.

– Ну, жил. И кроме меня еще тысяча человек там жила. И вообще, чего это ты полез в то дело? Журналист, что ли?

– Не журналист, а частный сыщик, – ровно сказал Бабкин, стараясь выглядеть дружелюбным. От того, расположит ли он к себе этого человека, зависело, как много он услышит. Но Олег Чайка вызывал в нем настолько сильную неприязнь, что Сергею тяжело было притворяться.

– А зачем тебе, частному сыщику, лезть в дело двадцатилетней давности? – прищурился Олег.

Но Бабкин был готов к этому вопросу.