Набираю номер Ани. В груди покалывает от предвкушения. Вот сейчас раздастся ее голос, насмешливый, но ласковый. Спросит меня, как там местные девчонки, скольких я уже успел закадрить, пообещает выпороть за плохое поведение, а потом совершенно серьезно скажет, что безумно соскучилась. Но после долгого молчания, вакуумом повисшего в трубке, вдруг раздается «бла-бла, сорри, абонент-не абонент, и что-то там про зону доступа». Пробую еще раз и еще. Но все тщетно. Опять и опять.

Либо она не доступна, либо отключила телефон. Набираю Машу.

— Да-а-а, — как-то загадочно отвечает она.

— Привет, систер, как дела? — Мне чертовски приятно слышать родной голос.

— Все… хорошо, — раздается в трубке. Как-то не очень уверенно. — А у тебя?

— Нормально. Скучаю здесь один.

— Один? А разве…

— Со мной ребята, но сама понимаешь. Ани не хватает.

— Ани… Кхм… — Ее голос кажется растерянным.

— Что-то случилось?

— Не-а.

Не очень-то уверенно.

— А ты чем занимаешься?

— Мы с Димой. Эм… гуляем. Тут… возле реки.

— А-а-а! Все ясно! Значит, я вас… отвлек?

Не самое приятное — представлять, чем твоя сестра-двойняшка может сейчас заниматься со своим парнем, но нужно сосредоточить мысли на том, что она счастлива. Это главное. И вообще, стоит перестать думать о ней, как о ребенке.

— Не отвлек. — Смеется сестренка, и до меня доносится размеренный шелест волн на заднем плане. Удивительно, как мне сейчас хочется оказаться там, на родине, на берегу реки, так похожей своим шумом на море, раскинувшееся сейчас вокруг. — Мы… просто гуляем, сочиняем концепцию для нового кафе, обсуждаем кое-какие детали.

— Дай-ка мне этого засранца.

Секундная пауза, и ее голос приобретает угрожающие нотки.

— Только я могу звать его засранцем, понял?

Она хихикает, я улыбаюсь, и мне ужасно хочется оказаться сейчас среди родных.

— Окей, нигга, — усмехаюсь я, — давай его сюда, не злись.

Шепот, шуршание, какая-то возня.

— Здорово, Павлик, — наконец, слышится в трубке.

— Ты нарываешься, — замечаю я, радуясь тому, что имею возможность поприветствовать этого разрисованного чувака. — Не зови меня так.

— Как ты? — Спрашивает он.

— Скучаю…

— Я тоже, малыш, — хрипло произносит Дима и затем ржет. — Потерпи немного, и мы скоро увидимся.

— Вот сука, — на моем лице расплывается улыбка. — Скучаю по дому, по вам всем. По Солнцевой. Не могу дозвониться до нее, не знаешь, где она?

Калинин замолкает, прочищает горло:

— Э… Передаю трубке Маше. — На заднем плане слышится его шепот. — Спрашивает про Аню.

— Але, — снова голос сестры.

— Маш?

— А?

— Ты сегодня Аню видела?

— А… ага… да.

— У нее все нормально?

— Да. — Машка тяжело вздыхает. — Она скучает, переживает.

— Блин. — Вдыхаю и выдыхаю. — Не знаешь, где она?

— Должна быть дома. — Сестра явно встревожена не меньше моего. — Ты звонил?

— Да. Вне зоны доступа.

— Телефон, наверное, разрядился. Не переживай. Мы найдем ее и перезвоним, хорошо?

— Буду ждать.

— Брат?

— А?

— Ты давай там ладом, ага?

— Ты о чем?

— Обо всем.

— Не понял.

— Все ты понял. Счастливо выступить.

— Маш, все будет нормально. Скажи Ане, что я звонил.

— Обязательно.

— Пока.

— Целую.

Встаю, убираю телефон в карман. Ребята не дают мне времени на грусть, они решают искупаться и зовут с собой. Снимаю шорты, футболку, кидаю их на песок и бегу к морю.

Вода приятно охлаждает кожу. Мы все бежим и бежим с Ником и Яриком, поднимая сотни брызг, а глубина нам все еще по колено. Когда, наконец, уровень доходит до пояса, падаю животом на поверхность, и меня подхватывают большие пенистые волны. Парни с криками и свистом делают то же самое. Волны подбрасывают и их. Переворачиваюсь на спину, и позволяю морю нести меня, куда оно пожелает. Покоряюсь стихии. Удивляюсь тому, что даже не подозревал раньше, как разительно отличается купание в соленой воде от купания в речке.

Лежу, любуясь звездным небом, пока не слышу в метрах десяти от себя звонкий девичий визг. Встаю на ноги, поворачиваюсь на звук. Леся бежит от Майка, она в одних трусах, прикрывает обнаженную грудь ладонями. Бежит по воде, то и дело оборачивается, проверяя, не догоняет ли он ее. Наконец, окунается в воду, и, смеясь, плывет в нашу сторону. Мы переглядываемся с парнями. Ник закатывает глаза, Ярик ржет. Лучше бы Майку ее догнать, честное слово.

Анна

— Так чем ты занимаешься? — Спрашиваю я, когда мы оказываемся у фонтана.

Над городом уже сгущаются сумерки.

— Музыкой, — отвечает Джон.

В свете фонарей его улыбка выглядит по-детски открытой и милой. Он, вообще, кажется мальчишкой, когда вот так с кепкой сдвинутой наискосок идет по бордюру, пытаясь удержать равновесие, и смеется. А этот его британский акцент — просто афродизиак. Он мелодичен, и будто льется то вверх, то вниз, словно песня.

— Сочиняешь?

— Много, — смеется он, пряча руки в карманы шорт.

— Понятно, почему тебе интересен этот фестиваль. Мой парень тоже сочиняет. Завтра он будет выступать с группой. Он — гитарист.

— Как она называется?

— The Diverse.

— Не слышал о такой.

Он подает мне руку, помогая спрыгнуть с каменного уступа возле фонтана, и мы продолжаем нашу прогулку по незнакомому городу.

— А ты сама что слушаешь?

— А я… — Не получается вспомнить слово «всеядный» на английском. — Раньше русский рэп слушала: «Касту», «Ноггано» (просто набор непонятных слов для иностранца), а сейчас… расширяю горизонты. Мой бойфренд всяким старьем увлекается, вроде фанка и соула, записал мне несколько песен, но я еще недопонимаю, чем это все вообще от попсы отличается.

Джон останавливается явно только для того, чтобы посмотреть на меня, как на дурочку. Чувствую, что либо сморозила глупость, либо не донесла до него своей мысли. А, может, я только что оскорбила всех любителей соула? Судя по его выражению лица, он сильно удивлен.

— Энни, — произносит он, увлекая меня в тень под высокий тополь, — ты не против, если я буду звать тебя так? Мне так ближе и проще.