– Стойте, там люди! – закричала в ней Нэнси. – Нас больше. Мы можем их отбить.

– Заводи! Заводи! – продолжал кто-то кричать.

– Отпусти руку, – сказала она, и посмотрела на Рената так презрительно как только могла. – Тебе страшно, ты и бойся, а мне надо наружу. Кто со мной?

Но Ренат схватил ее за плечи, развернул и указал на окна на втором этаже. Там в свете, идущем изнутри склада, стояли черные силуэты. И глаза у них светились.

– Нас не больше, – прошептал Ренат. – Ты может и пойдешь их отбивать, но никто за тобой не пойдет. И тогда их станет еще больше, ровно на одну Ненси.

– Трус, трус! – закричала Ненси. Автобус дернулся так резко, что она полетела по проходу и ударилась носом о ручку. Хлынула кровь.

Она вспомнила что водитель – взрослый.

– Ты хотел кого-то взрослого?! – сказала она, не уверенная что Ренат ее слышит.

Когда она добежала до водителя, автобус уже мчался по дороги прочь от проклятого склада.

Нэнси коснулась плеча грузного мужика шофера и как раз в этот момент фары выхватили из тьмы табличку: «До Н-ска 40 км». Она поняла – они ехали прочь от города.

Шофер повернулся, продолжая управлять машиной. Вернее, повернулась только его голова. Так, словно ее открутили.

Глаза светились зеленым. Из его рта шел неприятный сладковатый запах.

Шофер шелестел.

Алена отпрянула и оглянулась. В слабом свете ламп по полу автобуса между рядами ползали черные твари, похожие на тени. Кругом царили гвалт и хаос. Одна тварь бросилась на пацана, но тот придавил ее к сиденью здоровенным двухкассетником Шарп.

Тут автобус остановился. Огромный водитель встал со своего места.

Он занял собой весь проход, а руки его удлинились как у Фредди Крюгера в первом фильме.

"Зря вы меня похоронили, – сказал тогда Фредди. – Ведь я еще живой".

Ну конечно, подумала Алена, все это дурной сон, когда ты убегаешь и никак не можешь убежать. Она на самом деле лежит, укутавшись в одеяло у себя на балконе, на раскладушке, у которой недавно лопнула уже третья пружина. А вокруг – банки с кабачками, которые она закрутила папе на закуску.

Вот сейчас она проснется, и окажется, что ничего не было.

Она была уже в середине автобуса, а руки тянулись к ней. Не только руки водителя, но и других детей.

А потом что-то огромное, тяжелое врезалось в водителя откуда-то сзади. Если бы тут был Денис, он узнал бы в этом орудии экспортный усилитель «Радиотехника».

Водитель рухнул на пол.

Ренат размахнулся и врезал усилителем парню, что пытался схватить Алену.

– Сюда!

Алена подскочила к Ренату, а он встал между ней и толпой пацанов, которые уже не были пацанами.

Алена подбежала к водительскому креслу и стала нажимать на все кнопки подряд, пока одна из них не открыла дверь.

– Бежим! – крикнула она.

А он ответил ей фразой, которую в середине фильма ужасов и боевиках говорит самый здоровенный член отряда, прежде чем героически погибнуть.

– Уходи! Я их задержу.

Водитель лежал ничком на животе, но его рука вывернулась назад и схватила Рената. Тот с хрустом опустил на него экспортный усилитель. Но было уже поздно. Трое ребят схватили Рената.

– Беги! – закричал он, прежде чем утонуть под горой чудовищ, вершиной которой был черный, как ночь, похожий на гоголевского черта Вахо.

Все, что происходило в автобусе с момента его отъезда со склада и до того, как Алена выскочила из него, заняло не больше двух минут.

Она сначала побежала, беззвучно плача. Она бросила Рената. А еще она его обозвала. И теперь Рената уже нет. Она его оставила. Да. Потому что не он, а она трусиха. Так ей и надо. Никакая она не Нэнси. Она вернется домой к отцу, потому что ее жизнь – это стирка и готовка, и страх что какой-нибудь его собутыльник когда-нибудь сделает с ней что-то нехорошее, пока отец будет стоять и смотреть. А так и будет, потому что она заслужила.

Она остановилась. Автобус превратился в маленький желтый квадрат света, в котором метались силуэты.

В этом мире был только этот свет, да свет фонарных столбов. И больше ничего.

Потом она увидела силуэты. Они покинули автобус. Тьма стала текучей. От нее отделились и вышли, вылились на дорогу новые фигуры.

Алена обернулась, чтобы убежать, но тени оказались и позади нее.

Ну конечно, подумала она. Она ведь побежала назад. В сторону города. А там был тот проклятый склад. С детьми, ставшими монстрами.

Их так много, а ей не убежать.

От каждой из групп ее отделяла сотня шагов.

Алена стояла и смотрела как к ней приближаются тени с горящими глазами. А шелест становился все громче. Слева была речка. Справа лес. И она совсем не удивилась, когда услышала со стороны леса зловещее шуршание. Шелест листьев.

Лучше утонуть, подумала Алена.

И когда она об этом подумала… Вот прямо, как только об этом подумала, когда тени стали совсем близко и растянулись, как растягивается время в самый страшный момент.

.. Когда все это случилось…

Засияло солнце.

Оно сияло прямо перед ней. И тени, как им и положено, легли на землю. Прижались к дороге, к грязной траве вдоль нее.

Алена зажмурилась от яркого света.

Она стояла так, возможно, целую минуту, а когда открыла глаза, увидела пса.

Сенбернара.

– Садись на меня, – сказал он, – нам надо спешить.

Глава шестая

Ночь и раннее утро четверга, 12 мая 1994 года

Низенький микроавтобус РАФ был того оттенка голубого, каким бывает небо над Челябинском в разгар перевыполнения плана.

Петр сидел за рулем. Рядом с ним Роман Михайлович, которым задумчивым взглядом – такой случается только у тех, кому уже восемнадцать, – смотрел в ночное небо.

Сидения позади него занимали представители молодежного отделения «Друзей отечества». А в самом конце микроавтобуса сидел Денис. Он был не одинок. Компанию ему составляла здоровенная картонная коробка с надписью Sony Trinitron 21’. Коробка была обмотана бело-сине-красным бантом с вензельной надписью: «Победителю!».

Микроавтобус мчал их по ночной дороге навстречу приключениям.

Денис был счастлив. Он возвращался в Н-ск и вез с собой подкрепление в виде отчаянных контрреволюционеров.

А тем временем в нескольких сотнях километров от него по лесу пробирался огромный сенбернар, на спине у которого лежала девочка.

– Нет, ты точно светился, – говорила девочка, – Я своими глазами видела.

– А вот и нет, – отвечал пес.

– А вот и да, – говорила