– Нет-нет-нет!

Потом он сел на диван. Встал. Вернулся к окну, увидел, как Денис бежит прочь от свалки, и задернул шторы.

Ренат снова подошел к двери, проверил засов, посмотрел в глазок. По ту сторону были коридоры и комнаты домов, в которых он бывал. Он их не видел, просто знал, что они там. Школьный коридор с синими стенами вел вместо класса в бабушкину кухню. Лестница в секции авиамоделирования оканчивалась балконом его квартиры на Дзержинского.

Ренат не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он застрял в этой комнате. Но все, что находилось внутри и снаружи нее, было сшито из лоскутков его воспоминаний. Неряшливо и неуклюже. И в чреве этого монстра Франкенштейна бродило инопланетное чудовище.

И никого больше не было в этом мире, кроме них двоих.

Сенбернар пришел в Межмирье, чтобы не дать Крапиве свалиться в пропасти безвременья и водовороты бессобытийния.

– Я не знаю, где ты, но помни, что ты не один. Я буду всегда с тобой.

Ему ответила тугая застарелая боль. Такая боль бывает от давней раны, что напоминает о себе время от времени. Пес не знал, откуда такая рана может быть у двенадцатилетнего мальчика.

– Я не знаю, где ты, но ты должен оттуда убраться. Надо найти правильную дверь. Я уже говорил тебе об этом. Но не знаю, как она выглядит, потому что это твоя личная дверь. Только так ты выберешься оттуда.

Крапива, как и в предыдущие разы, не мог отвечать. Но пес знал, что он его слышит. На этот раз сенбернар почувствовал сопротивление, протест. Крапива не хотел уходить.

– Я знаю, что говорю. Эти двери, как те самые Врата, где я работал. Они соединяют миры, только в меньших масштабах. Найди свою дверь, мальчик.

Натасканный научной и ненаучной фантастикой, Ренат давно догадался, что находится сейчас в собственной голове. Точнее, в крохотной каморке в недрах своего сознания. Он смутно помнил, как будучи еще там, в злосчастном автобусе, потерял контроль над телом, и как бежал потом по коридорам, пока не оказался тут. Как запер за собой засов.

Он знал, что существо где-то там, по ту сторону двери, бродит среди украденных воспоминаний. Ищет его. А возможно, уже знает, где он, затаилось и выжидает.

Сколько еще времени ему оставаться здесь? Сколько существо пробудет в его теле? Каких дел еще натворит? Первое время мысли лезли скопом, друг на друге, затем подходили по одной (да-да, как враги в фильмах с Ван Даммом) и мучили Рената поочередно. Но самой страшной была одна. А вдруг чудовище доберется до его мамы?

Нет, был еще один вопрос, куда более насущный. Как подать сигнал своим, что он еще тут, внутри? Может, они помогут вернуть его тело. Ненси непременно что-нибудь придумает, ведь она такая крутая. А еще с ними пес. За ним все знания вселенной, ну или, как минимум, этого рукава галактики.

Если он найдет способ вернуться, то защитит маму.

Ренат сел за свой письменный стол – не тот, за которым делал уроки, а тот, что был в его комнате в дедушкином доме под Пятигорском. Стекло на нем треснуло пару лет назад, когда он уронил на стол печатную машинку. Ренат хорошо помнил эту трещину, и тут, в эклектичной каморке его памяти, трещина была все той же. И печатная машинка тоже тут.

Ренат любил этот стол. За столом в своей квартире в Н-ске он делал уроки. За другим, что был у деда, он писал роман, который никому не показывал. Роман был про мальчика чуть старше его, который, засыпая, каждую ночь переносился в другой мир, где был рыцарем вроде Хи-мэна, Конана или Джона Картера, спасая принцесс и сражая драконов.

Этот роман он писал в тетрадке на уроках, что были поскучнее, а на зимних и летних каникулах, приезжая в Пятигорск, перепечатывал на машинке.

Ренат мечтал стать писателем.

«Жизнь – это не кино», – сказал Крапива, когда они ходили на чемпионат по шашкам. Может, он прав, но, возможно, жизнь – это роман. Вот прилетели плохие пришельцы, а за ними хороший пришелец. И кучка детей без помощи взрослых пытается спасти мир.

Нет, определенно, жизнь – это роман. А раз так, решил Ренат, значит он – один из главных героев. Но не может же главный герой просто взять и сгинуть. Такое происходит только в скучной русской классике из школьной программы.

А если Ренат не может сгинуть, значит, где-то тут должен быть выход. Должна быть дверь или еще одна замочная скважина во внешний мир, пусть и самая крохотная.

С этими мыслями Ренат стал обшаривать всю комнату. Часов тут не было, и он потратил много времени, но так и ничего не нашел.

А потом посмотрел на стол. Там стоял красный кнопочный телефон с маминой работы. Кто сказал, что замочная скважина должна быть буквальной?

Ренат схватил трубку телефона и услышал длинные гудки. Воображаемое сердце готово было вырваться из его воображаемой груди. Дрожащими от нетерпения руками он стал набирать свой домашний номер.

Трубку подняли.

– Мама, мамочка! – закричал он и стал плакать. – Мама, бери папу и беги из дома. Мама, я – это не я, это инопланетянин. Как в кино. Мамочка, слышишь?!

А потом он услышал голос. Незнакомый, мальчишеский голос. Хотя нет, знакомый. Он слышал его однажды, когда записывал себя на магнитофон.

И ни тогда, ни теперь этот голос ему не понравился.

– Он хочет поговорить с тобой, теплокровник. Он ищет тебя. Тут так много комнат, и некоторые заперты. Он хочет, чтобы ты не отсиживался как трус. Хочет, чтобы ты вышел и сразился.

– Н-нет.

Ренату всегда казалось, что его собственный голос вполне нормальный, даже низкий, но услышав его однажды на собственной аудиокассете, Ренат поразился. Там говорил мальчик со звенящим, почти писклявым голосом. Такой голос не может быть ни у супергероя, ни у рыцаря, спасающего принцесс, ни у Коннора из клана Маклаудов. Только у второстепенного комического персонажа, которого убивают в самом начале ужастика.

Но сейчас в этом не было ничего комического. Собственный голос, которым завладело чудовище, внушал ужас. С ним говорил маленький садист, вроде куклы Чаки. Его речь звенела и пронзала голову, как пенопласт, трущийся о стекло.

– Они выходили, чтобы сразиться с ним. Они открывали двери там у себя. На боевом корабле в Туманности Ориона, на маленькой зеленой планетке у Сириуса, на шахтерском