После того что стало с бабушкой, мама решила, что и у ее «муравейчика» что-то не так с мозгами. Ее подзатыльники и крики, его плач и сопли. А он никак не мог ровно писать в прописи. Буквы сползали то вниз, то вверх, а мать кричала: «Строчки, ты что, строчек не видишь!».

***

Ренат еще раз проверил, закрыта ли дверь, отошел и сел на диван. Рядом лежал альбом со старыми фотографиями, некоторые выпали и валялись недалеко. На одной – Пятигорск. Ренат с дедом идет на охоту на зайца. Дед экономил патроны, и ему всегда хватало особой рогатки, в которую он заряжал наточенные гайки. На фото они пробираются сквозь кусты можжевельника. У Рената на шее ФЭД-5 в буром кожухе. Отличный был фотоаппарат, жалко только он его потерял двумя неделями позже на вокзале в Саратове по дороге домой. Вместе с пленками. Одна – «Свема 64», зато вторая – Кодак, с ценными кадрами, да еще цветными.

Другая фотография – они с Мирой на крыше ее дома под Пятигорском. Там были такие звезды, каких не было в Н-ске. Здоровенные. Казалось, их можно потрогать руками. Мира была его «летним другом». В то лето 1992-го они сделали вместе телескоп из черного ватмана, проклеенного ПВА, а вместо линз использовали лупу и стекло от старых очков. Луна была огромной – впечатление портил только разноцветный ореол, что было связано с проблемой оптики. Венера (а может, и звезда Вега, или что-то другое, большое – они не были уверены) в ту ночь сияла особенно ярко. И вот на этом фото они сидят с Мирой на покатой крыше и настраивают штатив.

Следующее фото – Одесса. Август или сентябрь того же 1992 года. Папа кричит, чтобы Ренат поторапливался, все уже переоделись и идут к машине. А Ренат бредет к берегу, преодолевая сопротивление воды. Он смотрит на свои ноги под водой. Те выглядят кривыми, в пальцах застревает галька, все вокруг залито южным солнцем, а Ренат пытается запомнить этот день, берег, белый жигуль, ракушки, резкие отблески света на воде – чтобы унести с собой обратно на север, к бетону. На фотографии все то же – он идет к берегу.

Эти и другие снимки лежали рядом на диване.

Ни одного из них он не делал. И никто не делал.

Эти фото были лучшими днями его жизни и появились сами собой. Как и вся эта комната.

***

Алена видела самый обычный сон, сотканный из лоскутков нелепых событий – печальных или веселых. Группа «Нана» полным составом плыла по морю в дырявом тазу и пела голосом Боярского «Когдааа твой друг в кровиии. А ля гееер ком а ля гееер». Хи-мэн читал в классе Ахматову, а блаженная Людочка ему аплодировала. Ренат стоял на опушке леса, и его глаза, горевшие зеленым космическим светом, провожали ее, Алену, лежащую на спине огромного сенбернара. И это тоже было сном.

На самом деле Ренат шел в сторону Н-ска в ряду с другими подростками из банды Тимура-малого. И как раз в тот момент, когда Алена видела про него сон, у РАФа заглох двигатель. Ренат и другие повернулись к машине, а в следующее мгновение из той выскочила орава подростков и с криками «За царя!» набросилась на Рената и прочих пришельцев.

А Алена спала. Она действительно лежала на спине сенбернара, и сны ее действительно были нелепыми.

Сенбернар шел через лес, и при этом тоже спал. Вернее, его сознание находилось в Межмирье. Он пришел туда, чтобы не дать Крапиве свалиться в пропасти безвременья и водовороты бессобытийния.

Глава восьмая

Двери

Утро четверга, 12 мая 1994 года

Скрипнула, открываясь, дверь старого микроавтобуса.

– За царя! – крикнул Александр и заехал в нос ближайшему пришельцу. У того из глаз полетели зеленые искры.

– За Супонева! – поддержал Петр и с разгону заехал головой в живот другому.

– Никакой драки! – заорал Роман Михайлович, – Наша задача – прорваться!

Пришельцы хватали «друзей отечества», не давали вырваться из толпы, не били, но и никак не реагировали на удары. Они не чувствовали боли.

В этой давке Денис оказывался то внизу, почти под ногами, то вверху, будто пловец, вынырнувший чтобы набрать в легкие воздуха. А в голове его голосом Людмилы Евстафьевны звучал Лермонтов, у которого «смешались в кучу кони, люди».

Дорогой его сердцу «Тринитрон» остался в машине.

Потом он столкнулся лицом к лицу с Романом Михайловичем, вернее, прижался носом к его бороде.

– Денис! – сказал он. – Выбирайся! Мы прикроем!

Потом Роман Михайлович напрягся и вынырнул над кучей.

– Гусары! Слушай мою команду! – взревел он. – Делаем коридор для Дениса. Все за мной!

И они пошли, расталкивая чудовищ и создавая тоннель на свободу одному из главгеров этой истории.

– За царя! – визжал один.

– За Супонева! – вопил другой.

– За человечество! – ревели остальные.

Когда Денис выскочил из общей свалки, над ней на миг возник маленький Петр. В свете восходящего солнца его лицо казалось особенно одухотворенным.

– Беги! – сказал он. – Мы прикроем!

В следующее мгновение на плечах у него повисло сразу двое пришельцев. Возник третий. Он казался громадным, черные пульсирующие змеи обвивали его тело.

Денис стоял как вкопанный, не в силах принять решение – бросить ли своих и бежать в лес, или вернуться в бой и нарушить приказ.

Пришелец повернулся к нему и Денис его узнал.

Это был Ренат.

А затем поток слизи вырвался из горла Рената и накрыл лицо Петра черной вуалью.

Другой, настоящий Ренат видел все это из окна комнаты. Окно вело то в сад в их деревне, то в дедовский гараж, то в собственную спальню Рената в Н-ске, где свет становился тусклым, оранжевым, проникая в квартиру сквозь толстые занавески. Эти занавески мама привезла из Латвии. Там на облаках сидел милые кудрявые мальчики: один читал книгу, другой танцевал, третий играл на арфе. Эта идиллическая картина встречала Рената каждое утро, с тех пор как ему исполнилось шесть. Ему нравилось валяться по выходным в кровати и придумывать истории про каждого из мальчиков. У каждого из них было имя, а их приключения были радостными.

Сейчас Ренат видел из окна и микроавтобус и дерущихся подростков. Вот Денис вылезает из-под груды тел – Ренат его сразу узнал.

Себя Ренат узнал не сразу.

– Нет-нет-нет! Я не хотел. Это не я.

Он стал лупить по стеклу, но оно не