застенчивостью и неуверенностью, как только я переступлю порог уже ставшего мне родным госпиталя. И дело, как всегда, было в Алисе. Она встречала нас для прохождения этого медосмотра и, видимо, собиралась проводить его большую часть.

— Привет, Алиса! — выдавливая из себя улыбку, говорю я.

— Товарищ старший лейтенант! — радостно отвечает она. — Как я рада Вас видеть. Как только мне сообщили, что летчикам приказано пройти обследование, я сразу поняла, что увижусь с Вами.

– “Тобой”, — напоминаю я. Эта её манера Выкать всегда забавляла меня. — Ну что, куда нам идти?

— Я опять забыла, — обворожительно улыбаясь, отвечает Алиса. — Соколики, все за мной! — повышая голос и обращаясь ко всем сразу, говорит она.

— Я же говорил, что прозвище “Соколы” приживётся! — шутит Влад, и настроение у всех сразу поднимается.

По пути я начинаю понимать, какое влияние Алиса имеет на моих сослуживцев. Это я привык видеть её модельную фигуру в провальной попытке спрятать её под медицинский халат. Ребята же видят Алису впервые. Все взгляды устремлены только на неё, а у многих даже рты пооткрывались. Ещё бы! Мы тут уже пять месяцев, и большинство ребят “на сухом пайке”. Любая девушка вызовет у них интерес. Ну, а уж Алиса произвела фурор!

Весь медосмотр проходит в атмосфере возбуждения, вызванного Алисой. В конце, когда все кабинеты были пройдены, и мы собирались уходить, она подошла ко мне, и вид у неё был настороженный.

— Ну как там мои Соколы? — подмигнув, спрашиваю я.

— Теперь ты комэск? — отвечает вопросом она.

— Да, после гибели Титаренко назначили меня, — немного погрустнев, поясняю я.

— Да, я слышала, что с ним произошло, — положив руку мне на плечо, говорит Алиса. — Мне очень жаль! Как ты это пережил?

— Ничего страшного, — вру я. — Тот, кто это сделал, поплатится! Я отомщу!

— Вот об этом я и хотела поговорить, — она немного краснеет. Первый раз вижу её смущённой. Значит что-то серьёзное. — Все твои Соколы прошли медкомиссию хорошо. За исключением повышенного пульса и давления, все просто отлично. Кстати не знаешь причину такой массовой патологии?

— Вчера была бомбежка. Не отошли ещё, — снова вру я, ведь причина предельно проста и сейчас стоит передо мной, спрашивая про эту самую причину.

— Ясно, — кивает она. — Но вот у тебя не все так хорошо. В ходе медосмотра была выявлена не до конца зажившая рана груди. Извини, Кирилл, но ты не допущен до боевых вылетов.

От услышанного холодок проходит по затылку. В горле пересыхает, а сердце замирает. Не может быть! Я уже давно забыл про эту рану. Иногда на учебных полётах она немного ноет, но не более.

— Все так плохо? — больше хрипя, чем говоря, спрашиваю я.

— Нет-нет, — спешит успокоить меня она. — Месяца два-три покоя и все будет в норме, но сейчас пилотирование с критическими перегрузками тебе противопоказано.

— Нет у меня этих месяцев.

В ответ Алиса, соболезнуя, пожимает плечами, и тут мне в голову приходит идея. Я нежно беру её под руку и веду в сторонку, чтобы никто, даже случайно, не мог нас подслушать. От неожиданного прикосновения у Алисы по коже пробегают мурашки, и она задерживает дыхание. Надо признаться, что даже для меня это стало неожиданностью, ведь самое обычное прикосновение вышло на редкость интимным.

— Алиса, выручай! — отойдя за угол, шепчу ей на ухо я. — Мне нельзя сейчас потерять крылья. Ты наверняка можешь что-то сделать.

— От услышанного её глаза расширяются, и она отстраняется от меня, награждая обеспокоенным взглядом.

— Ты предлагаешь мне подделать результаты медицинской экспертизы? — изумленно говорит она.

— Да, я прошу именно это, — киваю я.

— Кирилл, это преступление. Я не могу…

— Алиса, пожалуйста! — перебиваю, я. — Я сделаю все, чтобы летать.

— Нет, Кирилл, это незаконно, — она отводит в сторону глаза.

— Я заплачу! Сколько надо? С собой у меня немного, но я обещаю достать!

— Мне не нужны твои деньги! — со злостью заявляет она, но тут же берет себя в руки. — Смирись, кто-нибудь другой примет эскадрилью.

— Понятно! — грубо отвечаю я и со злости бью кулаком в стену. — Пойду к Василию Петровичу! Он должен меня понять!

Я разворачиваюсь и делаю несколько шагов в сторону, понимая, что если уж Алиса отказалась помочь, то от пожилого хирурга пользы будет не больше. Если бы здесь была Лани, она смогла найти способ обойти систему. По сути, она это уже делала.

— Кирилл, — окликает меня Алиса. — Он тебе тоже не поможет, — говорит она, и я останавливаюсь. — Но если ты и, правда, готов на все, то я подменю результаты. И в оплату своей услуги попрошу всего лишь одно свидание.

“На все, кроме этого”, — проговариваю я про себя.

— Алиса, ты же знаешь… Я встречаюсь с Лани.

— Но её здесь нет, — она делает шаг ко мне. — И я предлагаю всего лишь свидание, — еще шаг, и она уже стоит прямо передо мной.

— Все равно мне от этого не по себе, — морщусь я.

— Решайся, старший лейтенант. Свидание со мной или три месяца без неба. Я же знаю, что нравлюсь тебе! — она делает хитрое лицо, пожирая меня взглядом, а её губы расплываются в хищной улыбке, которая вечно вгоняла меня в краску. — Я видела, как ты на меня смотришь. И повторюсь, это всего лишь свидание, — говорит она, и наигранно стряхивает пылинку с моего плеча.

— Зачем я тебе? — решаюсь спросить я. — Вон, сколько женихов вокруг! Только выбирай!

— На твоём фоне они все для меня меркнут и превращаются в однородную серую массу. Мне нравишься ты!

— Я согласен! — скрипя сердцем, сдаюсь я. Выбора у меня нет, и это значит — свидание.

Глава 3.3. Грачи прилетели

Кирилл

Кабина самолёта уже давно стала мне родным домом. Каждый рычажок и кнопочка, каждый прибор и изгиб мне тут знакомы, и иногда кажется, будто я тут родился. Правда, у новых Су-35С почти вся, приборная панель — цифровая и полностью отличается от той, что стояла на наших стареньких Су-27, но я к этому уже привык и оценил по достоинству компьютеризированную начинку нового самолёта.

Но сегодня мне не доставляет удовольствия бестолковое нахождение в пилотском кресле. Вот уже битый час мы в составе двух звеньев в готовности номер один ждём непонятно чего. “Что тут необычного?”, — скажет любой военный летчик, но бесполезность этого мероприятия меня просто нервирует. Что толку тут сидеть, если взлететь мы все равно не сможем? Точнее взлететь мы, конечно, можем, но лететь в зону боевых действий — самоубийство чистой воды, ведь именно там, совсем недалеко от границы, США разместили свои