Томас негодующе покрутил головой.

— Какие деньги упускают!

Калика кивнул, а Яра вскинула удивленно брови.

— Где ты видишь деньги?

Томас надменно промолчал. Калика сказал наставительно:

— Настоящий воин Христа видит деньги везде. Запах ихчует за милю.

— Что такое миля?

— Верста с вытянутой шеей.

Томас нехотя разлепил губы:

— Настоящий хозяин должен заботиться о хозяйстве. Ежелиснимать плату со входящих в город, то можно вместо этих подгнивших ворот — непритворяйся, что не заметил! — поставить новые, а стражу нанять изнастоящих воинов, а не этих...

— А за что взимать плату? — спросила Яраядовито. — За то, что им не повезло жить в городе?

— За то, что эти со своими телегами будут загаживатьулицы, а местным убирать лепешки и каштаны, будут затевать драки с горожанами,а для усмирения надо держать крепких воинов. Да если и появится какой-то враг,то эти сельские кинутся под защиту городских стен вместе со скотом, женами,детьми и узлами! Так что и расходы надо распределять справедливо... С того, ктовъехал на одной телеге, — одна монета, а кто на трех — три. Ведь их кони иони сами пачкают в три раза больше, согласны?

Город уже давно не спал. Дорогу трижды перебежали бабы сведрами, полными молока, стыдливо прятали лица: ленивые хозяйки, они должнывставать вовсе затемно, доить коров, кормить уже теплым пойлом, а тут ужеразные купцы лавки отворяют, подводники разъехались по граду, развозя кому чтоеще вчера было наказано.

Попались спешащие на торг мужики, обвешанные с головы до ногхомутами, седлами, конской сбруей. Другие несли огромные корзины на головах, наплечах, толкали перед собой тележки.

Олег остановился, повертел головой, словно что-то вспоминая.Томас был уверен, что калика не бывал в этом городе, сколько таких на пути, нолюд везде одинаков, даже он, христианский рыцарь, может в этом нехристианскомгороде указать, в какой стороне торг, где склады с товарами, а где живутзажиточные и сам князь с приближенными рыцарями-боярами.

Миновали еще два-три ряда хоромин, попетляли, выбирая дорогупокороче, наконец вышли на широкую и ухоженную улицу. По обе стороны рослитолстые раскидистые деревья, а за дубовой оградой высились настоящие терема изтолстых бревен — в два-три поверха, со светелками, голубятнями, трубами изкрасного кирпича, крышами из дубовой гонты.

В корчме воздух был горячий и влажный, наполнен ароматамикухни, растопленного масла, восточных пряностей, от которых печет во рту, акровь начинает струиться быстрее, жарче.

За длинными столами из струганных досок ели и пили, начиналипесни, тянулись к кувшинам, то ли промочить горло, то ли чтобы скрыть, что незнают слова. Крупные псы, похожие больше на волков, толклись под столами,рычали, грызлись из-за костей.

Лавки были из толстых досок толщиной с руку, набитых на пни.Такую лавку не поднять над головой, сразу оценил Томас, да и стол не перевернешьодной рукой. Верх стола из половинок бревен, выструганных и повернутых кверху!

Гуляли как-то мрачно, словно задор выветрился в первые часы,а гуляки, похоже, тут и жили. Кто-то спал, уткнувшись лицом в объедки, рядомпили или боролись на руках, сцепив запястья и упершись локтями в стол. В разныхуглах начинали орать песни, но быстро умолкали.

Мест пустых было много, сели мирно, никого не сгоняли.Хозяин подошел сразу — не избалован, определил Томас, дела идут не ахти,дорожит каждый гостем.

— Нам просто поесть, — сказал Олег.

— И попить, — добавил Томас.

Хозяин перевел взор на Яру, но она смолчала. Хозяинпоклонился. Томас понял, нехотя вытащил серебряную монетку, швырнул на стол.

— Поторопись.

Хозяин поклонился, исчез. Томас пожаловался:

— Что за жизнь? Везде одно и то же. Хоть в Британии,хоть здесь, хоть в Сарацинии: будет кланяться все ниже и ниже, но с места несдвинется. Неужто серебро так людей портит?

— А злато еще больше, — согласился калика. —Когда его нет.

Мальчишка принес три тарелки, блюдо с жареным гусем, чтоистекал в собственном соку. Поджаренная корочка одуряюще пахла. У Томаса во ртунабежала слюна. Вокруг гуся лежали печеные яблоки. Калика разделывал гусянастолько неспешно, что Томас не вытерпел:

— Дай я! Его нужно, как сарацина, который глотаетдрагоценные камни, чтобы укрыть от нас, благородных воинов Христовых... Давайпокажу, как мы доставали...

Мизерикордией быстро и ловко распорол гусю брюхо, отчекрыжилкрылья, лапы. Внутри гусь был наполнен гречневой кашей, пропитавшейся соком,запахом, душистым и сочным, блестящими зернами. Из разрезов взвились струйкипара, а запах стал мощнее. Желудок Томаса взвыл и стал кидаться на ребра.

— Люблю повеселиться, — пробормотал Томас, —особенно поесть... Черт! Не умеют готовить!

— Что не так?

— Горячий, как из ада!

Обжигаясь, он вонзил зубы в восхитительно мягкое сочноемясо. Во рту брызнуло соком, пряности обожгли язык, но он чувствовал, как сразупрошла усталость, головная боль, как жадно и весело завозился в нетерпениижелудок, уже видя, как по горлу вот-вот провалится в него истекающее сокоммясо.

Яра начала с гречневой каши, черпала ложкой, но скоро неутерпела, тоже вонзила зубы, выбрав нежную грудку. Ее лиловые глаза встретилисьс синими глазами, в них была сконфуженность и желание помириться.

Мальчишка принес кувшины вина, но Олег движением руки услалих на другой конец стола. Рано. На Руси мясо не запивают вином. Вино заедаютмясом, другое дело, но сперва надо насытиться, на пустое брюхо только сумасшедшийпьет.

Томас спросил:

— Сэр калика, а как правильнее сказать в этих краях:«Принеси мне напиться» или «Подай мне напиться»?

Голос Яры был приветливым, как дождь с градом в жаркий день:

— Для тебя неверно и то, и другое. Лучше скажи:«Отведите меня на водопой!»

Из обрывков разговоров удалось понять, что не дурость дабеспечность князя виной, если охрана на воротах дремлет. Две его дочери заполовецкими ханами, торговля идет шустро, а с нее хан Кучук получает больше,чем за одноразовый набег. И без крови и потери своих людей.

— А еще лучше, — говорил один за близкимстолом, — был предыдущий князь... Помните? Он был всем хорош, но однусерьезнейшую ошибку все же допустил. Он оставил страну без наследников.

— Как это? У него ведь было трое сыновей!

— Да, но князь был в прошлом знатный мореход, потомузавещал похоронить его в море. Сыновья утонули, копая ему могилу.

Собеседник почесал голову.