— Не можешь, — сказал он с сожалением. — Нуеще бы...

Он нагнулся, подхватил ее на руки. Она не успела вскрикнуть,как он понес ее к пещере. Сперва замерла: никто не носил на руках, разве что вдетстве, когда была совсем маленькой, помнила, как удобно было в могучих рукахотца, она тогда прижималась к его широкой груди...

С трудом удержалась, чтобы не обхватить его руками за шею,как обнимала отца. Да и легче так — она ж знала, что не пушинка.

Сильный голос прогудел у нее над ухом:

— Это что! У нас один был в отряде, своего коня перенесчерез канаву. Тоже ногу подвернул. Не он, жеребец...

Ее симпатия сразу выветрилась. Даже отстранилась от наглогорыцаря, сказала сухо:

— Опусти на землю!

— И что сделаешь, поползешь?.. Правда, змеи умеют, ещеящерицы...

Она попыталась вырваться, но он держал крепко. Его ногишагали ровно, и хотя сравнивал ее с конем, но еще не запыхался, руки недрожали. Она застыла, теперь чувствуя свой вес, остро жалея, что не родиласьмаленькой и хрупкой, таких глупые мужчины просто обожают.

— Кто еще ползает, — продолжал рассуждатьон, — еще жабы, когда напуганы... Интересно, обычно скачут, но еслинапугать, то, напротив, идут медленно, почти ползут...

Дыхание его почти не сбивалось, а голос был насмешливым. Онавсе же решилась обнять его за шею, но лишь для того, чтобы опереться на плечи,переместить с его рук часть ее чудовищного веса.

У пещеры пришлось опустить на землю: вход слишком узкий. Норядом стоял калика, глаза были насмешливые. Яра ощутила, как Томас напрягся, вэти минуты он явно ненавидел калику. Она ощутила, что разделяет с ним этичувства. Чертов волхв всегда оказывается в самом неудобном месте и в самоенеудобное время!

— Ага, — сказал он таким голосом, словно ему вседавно было ясно и он видел только подтверждение, — я ж говорю... А ты —чаша, чаша!.. Высокое — оно далеко, навроде журавля в небе, а синица в руках...гм... да-а, синичка — вот она.

Томас помог ей пройти через узкий лаз. В пещере было сухо,опрятно. Под низкими сводами ни мха, ни летучих мышей — красный гранит,блестящий, словно только что сколотый.

Яра, прыгая на одной ноге, добралась в угол, там было черноепятно костра и остатки хвороста. Пещерой изредка пользовались. Пастухи либоразбойники.

— Полифем сюда не влезет, — успокоил Томас.

— Кто такой Полифем? Разве он еще живой?

Теперь Томас смотрел на нее удивленно:

— Ты знаешь кто такой Полифем?

Яра со слабым стоном опустилась на землю.

— Как хорошо... Нет, я не знала Полифема. Его знавалодин из моих пращуров. Но это было не вчера.

Томас смерил ее с головы до ног.

— Я думаю, что знал... Думаю, он даже с вами родня.Так, прадедушка, а то и дед...

Олег успел втащить в пещеру пару сушин, как за спинойобрушилась стена ливня. Дождь был по-летнему плотный, стремительный, мощный.Шум заглушил все звуки, из пещеры было видно только мерцающую стену падающейводы. Потянуло холодом.

Калика уже стучал кремнем по кресалу. Перед ним была кучкамелких сучьев с лоскутками бересты, искры прыгали и гасли, пока одна, сильная излая, не вцепилась зубками в край бересты, не стала набирать силу сперваогоньком, потом жарким огнем.

Все как у людей, подумал Олег невесело. И там слабые гибнут,сильные выживают и дают потомство. Да и зачем от слабых потомство? Род людскойпереведется. От людей требуется все больше, задачки приходится решать труднее,а беды приходят тяжелее.

Сухое дерево разгорелось жарко, без дыма. Огонь расщелкивалполенья, а толстый ствол сушины грыз с торца, скакал огоньками, норовилпротиснуться внутрь и разломать бревно оттуда.

Томас брезгливо оглядел пещеру.

— Да, не сарацинская... Там всегда сухо, а то и песочкунаметет. А здесь одни камни.

— Да, — согласился Олег, — зато какие!

— Сэр калика, я не отшельник. Я могу спать на камнях,но не ищу их нарочито. А здесь еще и грязь!.. — Он покосился наЯру. — Правда, с нами женщина... Но голову кладу на плаху, что она иубирать не умеет.

— Грязь угодна вашему богу, — напомнил Олег.

— Угодна?

— Ваши отшельнику дают обеты все жизнь не мыться, нестричь ногти, не стричь волосы... Разве не так?

— Так то отшельники!

— Ну, чем грязнее, тем ближе к богу, — сказал Олегелейным голосом. — Так что не ропщи, еще в гордынники зачислят. А гордыня— смертный грех. Ума не приложу, правда, как это сочетается с рыцарскимкодексом чести?

Томас нахмурился, но смолчал. Калика, как ни противнопризнавать, наверное, прав. Господь в квесте позволяет нарушать строгости веры,но все же нельзя перегибать палку. Что нельзя, то нельзя. Правда, если ну оченьхочется, то можно. Только надо потом покаяться и получить отпущение грехов.

Из мешка калики появились ломти мяса и коврига хлеба. Мясобыло завернуто в широкие ароматные листья, а затем уже в тряпочку. Томаспотянул носом, во рту появилась густая слюна. Калика так умел укладывать мясо,что даже на третий день сохраняло свежесть, а от трав набиралось запахов, чтоеще больше разжигают голод.

Томас смотрел голодными глазами, как тот раскладывает ломтина горячие камни. Можно бы и так, холодными, разогревать — излишество, особеннокогда в животе кишки дерутся за место ближе к горлу, но язычник есть язычник,живет плотской жизнью.

Пока они спали, Яра вымыла каменный пол до блеска, а когдамужчины проснулись, сказала, вытирая пот:

— Сэр Томас, пол чист, как ты и жаждал всем своимблагородным сердцем. С него можно даже есть. Что ты и будешь делать, я несомневаюсь.

Он взглянул на ее распухшую ногу. Хоть только что обозвалаего свиньей или кабаном, ощутил легкий укол вины. Пробормотал:

— Это ты всю ночь чистила и вылизывала?

Она сделала большие глаза.

— Всю ночь? Я спала, как бревно!

Он отвернулся, в голосе проскользнуло раздражение:

— Похоже.

Его широкая спина исчезла в светлом проеме, а она осталасьгадать: что он имел в виду? Что спала как бревно, или что похожа на бревно?

Гроза не обложной дождь, пришла и ушла. Солнце засиялоснова, правда, уже на закате, а листья засверкали драгоценными каплями, так непохожими на простые капли дождя.

Они вступили в город, когда солнце уже висело надвиднокраем. Ворота были распахнуты, стражи в двух десятках шагов кидали кости.На проходящих и проезжающих никто не обращал внимания. В воротах теснилисьтелеги с битой птицей, ободранными тушами коров, лосей, оленей. Везли горшки напродажу, груды белого полотна, бочки меда.