– Кто отказался бы от такой возможности? И вот нашу Ависагу отправили в Иерусалим с таким богатым приданым, словно выдавали замуж. Я, ее служанка, поехала с ней. Во дворцах даже у рабов есть рабы! Мы ехали так роскошно, что люди могли подумать, будто мы с Ависагой сами царицы! И вот мы прибыли в Иерусалим. Нас поселили в женских покоях дворца. Тогда это был дворец Давида. Здесь жило не так много женщин, как сейчас, – царь Давид женился реже, чем твой отец! Сейчас шутят, что там, где царь Давид кидался в бой, царь Соломон заключает брак. Поэтому женские покои тогда были меньше – с тех пор столько всего понастроили!

– История не об этом! – Я не хотела слушать обо всем, что построил мой отец, ведь он вечно строил что-то новое. – Вас отвели в сад…

– Да, нас отвели в сад. И там нас ожидал юноша. Он был так хорош собой, так богато одет, что я поняла: это не кто иной, как один из сыновей царя Давида…

– И это оказался царевич Соломон! И, когда они с моей матерью посмотрели друг на друга, глаза их засияли, словно звезды. Ривка, был ли мой отец таким же красавцем, как господин Аминтор?

– Если хочешь сама рассказывать, что ж, давай. – Выражая свое недовольство, Ривка с силой запустила гребень мне в волосы. – Так вот, он отвел Ависагу к царице Мелхоле, и они поговорили. И нашу Ависагу назначили ходить за старым царем Давидом, и она спала в его опочивальне. По совести говоря, я очень волновалась за нее. «Ты даже не его наложница. Что с тобой будет, когда царь умрет, а ты останешься с клеймом падшей женщины?» – сказала я ей. А знаешь, что она тогда сделала?

– Рассмеялась, – ответила я.

– Да, она рассмеялась над моими словами и сказала: «Один царь умрет, другой придет!» А потом ушла к царице Мелхоле – та очень ее полюбила. Иногда мне кажется, что Ависага проводила больше времени с царицей Мелхолой, нежели с царем Давидом!

Когда Ривка рассказывала, я словно бы сама оказывалась в прошлом, рядом с моей матерью, близко, будто ее тень. Я ждала продолжения, но Ривка усердно укладывала концы моих кос и словно забыла, что нужно закончить историю.

– А потом, когда царь Давид лежал при смерти… – напомнила я, но Ривка уже укротила мои волосы и сказала лишь:

– Вот теперь хорошо. Смотри не зацепись за что-нибудь прической, а то колокольчики выпадут. Слишком уж ты неаккуратна, Ваалит.

Ривка подняла зеркало, чтобы я могла полюбоваться ее трудами. Я вздохнула, понимая, что сегодня уже не услышу продолжения.

Но я не забыла поблагодарить Ривку за кропотливый труд и похвалить ее искусность. В конце концов, я ведь знала наизусть историю маминой жизни.

Иногда мне казалось, что Ривка уже не любит углубляться в следующую часть рассказа, с того времени, когда великий царь Давид лежал при смерти, и до дня, когда царь Соломон встал под свадебным балдахином, чтобы назвать прекрасную Ависагу своей супругой. И, если Ривке теперь все же случалось заговорить о тех событиях, она словно бы одергивала себя, как будто стала осуждать участие Ависаги в вознесении и падении царевичей.

Меня это огорчало, ведь в рассказах Ривки я больше всего любила как раз те жаркие, бурные дни. Но воспоминания о них никогда бы не изгладились из моей памяти. Да, я считала эти образы воспоминаниями, хотя и родилась намного позже того безумного года. Иногда мне казалось, что я и вправду была там, видела и слышала то же, что моя мать…

…слышала, как царевич Адония, встав на колени перед царским ложем, умоляет умирающего Давида прийти на большой пир:

– В твою честь, отец. В честь царя Давида. Каждый сможет прийти в мой дом на пир и воздать тебе хвалу. Все царевичи и самые важные люди царства соберутся там, чтобы славить тебя.

– Славить меня? – Казалось, затянутые пеленой смерти глаза царя блуждают, но на миг они сверкнули, словно клинки. – Самые важные люди?

– Да, отец.

– Авиафар? Первосвященник Авиафар?

– Да, – кивнул царевич Адония, – и…

– И первосвященник Садок? И Веная? И Нафан, пророк Нафан, будет ли он меня ждать на твоем большом пиру?

Адония замялся и отвел взгляд.

– Они не пришли. Пока. Но придут.

– А Иоав? Адония, сын, сидит ли мой военачальник Иоав за твоим столом?

– Да, – Адония поднял голову, улыбаясь, – да, отец, Иоав сидит за моим столом.

Царь Давид улыбнулся ему в ответ:

– Придвинься ближе, Адония.

И, когда царевич подчинился отцу, тот возложил руки на гладко причесанную голову Адонии, молча благословляя его.

Затем царь Давид искоса посмотрел на Ависагу:

– Хороший царь получится из Адонии, правда, девица?

– Как будет угодно моему царю и повелителю, – прошептала мама, склонив голову.

Затем она взяла кувшин и вышла, чтобы наполнить его свежей водой. По дороге она остановилась лишь для того, чтобы перекинуться несколькими словами со слугой Адонии, ожидавшим господина на царском подворье. У слуги она по крупицам собрала новости, а затем бросилась к царице Мелхоле. Выслушав Ависагу, царица Мелхола поцеловала ее в щеку и отпустила обратно к царю Давиду.

Ависага хорошо изучила дворец. Она могла бы с завязанными глазами пройти по лабиринту его покоев и внутренних двориков. Вернувшись на свое место, к царю, она сидела там, пока царица Мелхола не появилась в опочивальне. А когда Мелхола вышла, унося с собой царский перстень, Ависага скользнула обратно на свое место рядом с царем. Весь тот долгий день Ависага сидела и терпеливо ждала, словно никуда и никогда не двигалась. А пока она ждала, Соломон надел на палец перстень, на голову – корону, сел на коня и отправился в путь…

Вот так мой отец оказался на троне. Если бы не предупреждение моей матери и не решимость царицы Мелхолы, Адония, вне всякого сомнения, захватил бы власть.

Я почти достигла возраста, в котором моя мать помогла отцу стать царем. Мне очень хотелось совершить нечто столь же смелое и значительное, как ее поступок. Но я знала, что легче достать звезду с неба: под мудрым правлением моего отца наше объединенное царство наслаждалось миром. И все знали, кто станет следующим царем. Вряд ли мне представилась бы возможность совершить нечто великое.

Да, как и все девушки, я могла только ждать. Ждать, когда отец устроит мое замужество.

А что еще остается девушке, будь она даже царевной?

Македа

Странные браки заключались ради блага страны, а еще более странные – во имя выгодной торговли. Далекие царства Израиль и Иудея жаждали серебра, слоновой кости и звериных шкур, а земля Хуш зависела от поставок железа и кедровой древесины.

И нужны были не только ценные металлы и товары. Еще более важным считалось убедительное свидетельство доброй воли, способное послужить печатью для уверений в дружбе.