хочет счастья для тебя, — проговорил он мысленно. — Это, наверное, величайшее предназначение: быть родителем, хранить своих детей, видеть их счастливыми. Неважно где и с кем. Главное — вот это: смех, распахнутые глаза, песня в груди. Когда счастливы дети, счастлив и ты».

Олег все же вытер Лерочке щеки. Смахнул слезинки. А потом сцеловал каждую из них — уже невидимые, но еще соленые. Он не хотел, чтобы она огорчалась и плакала, страдала, не зная, как поступить.

— Если мне удастся их уговорить… дай мне слово, что сдержишься, не станешь сыпать признаниями. Выдержишь все.

— Я даю тебе слово, Лер, — сказал Олег так твердо, что его слова, казалось, врезались в стены квартиры и пробили их насквозь, — но не надо. Я сам. У тебя такие хрупкие плечи и такое большое сердце. А я мужик. Взрослый и сильный. Я сам поговорю с Вересовым. Думаю, пусть не завтра, но однажды все решится.

Она рассмеялась и легко взъерошила ему волосы, мазнула губами по щеке, отчего Олег зажмурился. Удовольствие в чистом виде. Немного наивное и такое чистое. Но кто сказал, что вот эти чувства не сильные? Да они куда мощнее, чем все другое вместе взятое. Никакой секс не сравнится с тем, что он ощущал здесь и сейчас.

— А я поговорю с Юлей, — шепнула Лерочка ему на ухо. — Не знаю, как Вересов, но уж точно она решает не меньше. Не спорь. Давай действовать вместе, как ты и хотел. Для меня важно, чтобы ты Линку и Никитоса не обидел. Ну, и не вмешивался в их семью. Как ни крути, они семья — дружная, хорошая, любящая.

— Я понимаю, — пощекотал Олег губами и Лерочкино ушко, с удовольствием ощущая, как вспыхнула жаром ее щека, — и верю, что однажды все же вступит в силу наш договор. Ты родишь мне детей, и я наконец-то узнаю, как это — просыпаться ночью, потому что они плачут; услышу, как они впервые говорят: «папа»; поведу детей в школу; погуляю на их свадьбах…

Лерочка хватает ртом воздух и закашливается.

— Хорошие мысли, очень теплые и правильные. Но не забывай, пожалуйста, что всего этого может не быть, — и осторожно ладонями в грудь Олегу упирается: боится оттолкнуть, чтобы не обидеть, проводит черту, за которую заступать пока нельзя.

— Я помню, — погладил Олег Лерочку по плечу. — Я все помню, амнезией не страдаю, но мечтать вслух мне никто не запретит, даже ты. Я ведь очень тихо, правда?

— А знаешь, — неожиданно гладит она Олега по щеке. От этой ласки он вздрагивает и глаза на миг прикрывает, чтобы пережить остроту этого момента, впитать его в себя и запомнить, — да, мечтать нужно, очень даже надо! И мне очень нравится, что это уже не приказ, как было раньше, а почти просьба. И мечта твоя обязательно сбудется, Олег. Если не со мной, то обязательно с кем-то другим.

— Вот и хорошо, — ловит он ее ладонь губами и не спорит.

Не давит и не доказывает. Не пытается переубедить, но для себя мысленно проговаривает: кто-то другой не подходит. Кто-то другой пусть достанется кому-то другому. А ему, Олегу Змееву, нужна только Лерочка. Он, в конце концов, привык видеть ее своей женщиной, а не понятно кого.

Он, елки-палки, обещал Лерочкиному отцу сделать его дочь счастливой. Ее, а не кого-то другого. А Олег Змеев — человек чести и слова и не привык нарушать свои обещания. Поэтому хочет она или нет — придется ей рано или поздно сдаться и понять: только он может заставить ее улыбаться, смотреть на мир счастливыми глазами, радостно ахать и гордо носить большой живот, где до поры до времени будет мирно спать их сын или дочь.

Потому что он, Олег Змеев, ее мужчина. Однажды она поймет и признает это. А он да, подождет. Он умеет ждать. И все у них обязательно получится. Без сомнений.

Глава 43

— Есть дело, — позвонил Олег брату, как только ушел от Лерочки.

Снова у него ничего не получилось из того, чего бы он желал, но его это уже не расстраивало.

— Ты, как всегда, — загадочно-резкий, — лениво протянул Глеб. — Что стряслось на этот раз?

— Нужен телефон Вересова.

— Решил-таки напролом?

— Это тебя не касается, Глеб. Да или нет?

— Как с тобой порой трудно-то, — вздохнул брат. — Все у тебя в тумане да в недомолвках. Я думал, ты их сразу по асфальту размажешь, а ты только сейчас телефончиком поинтересовался. Никак не уловлю логики.

— Тебе и не надо ничего понимать, — почти терпеливо проговорил Олег и смог вытерпеть, пока брат вздыхал да неискренне охал, якобы ища ряд цифр, которые он мог бы, наверное, и в другом месте раздобыть.

Глеб был любопытным с детства. И эта черта не выветрилась в нем с годами. Олег прекрасно понимал, какие чувства рвут брата на части, но не собирался удовлетворять его любопытство, а также не хотел давать ему шанс засунуть нос, куда не следует.

— К родителям хоть приедешь, пропажа? Ждут же тебя. Ты как вернулся, всего раз их навестил.

Да, он собирался. И не один. Но сейчас не испытывал потребности сидеть под перекрестным ворохом вопросов, которыми родители обязательно его забросают. В присутствии Лерочки их огонь мог бы пройти по касательной. Приходилось мириться, что не все идет по сценарию, который написал он.

— Посмотрим, — уклонился Олег от прямого ответа и нажал на «отбой».

Лучше не кормить демона, что жил в Глебе. Ни к чему. Все, что нужно, он узнает, когда новости перестанут быть сенсацией.

Вересов ответил почти сразу, будто ждал звонка. Почти сразу согласился встретиться. Но в стальных переливах его голоса Олег услышал лишь холодную решимость и непробиваемую стойкость. Разговор обещал быть тяжелым. Но Олег и не надеялся, что все пройдет гладко.

Он ставил себя на место Вересовых и сам отвечал на вопросы, которые мысленно задавал воображаемому оппоненту. Да он бы всех послал лесом, если бы кто нацелился разрушить его семью или отнять детей. Теперь он прекрасно это осознавал. Лерочка была права. Не такой уж она и плохой психолог, как он думал поначалу.

Та же суббота. Еще не вечер. Ближайшее кафе. Так они договорились на ходу. Змеев приехал раньше, Вересов опаздывал. Олег бы не удивился, если б он вообще не приехал, но что-то ему подсказывало: встреча состоится.

Ждать пришлось недолго.

Вересов выглядел стильным плейбоем. Холодное лицо, надменный подбородок, темень глаз, что смотрели на Змеева с нескрываемой неприязнью.

— Вот что, — не стал