– Ты передашь мой подарок? – сухо спросила Элла, не ответив на мой страстный монолог.

– Подарок передам, – согласилась я ворчливо. – А письмо передавать не стану.

Несколько минут Элла задумчиво смотрела на меня. Потом она вдруг рассмеялась и сказала:

– Знаешь, мне в голову пришла интересная мысль.

– Поделишься?

Элла еще одну минуту рассматривала меня прищуренными глазами.

– Нет, не может быть, – отказалась она от каких-то своих размышлений.

– Что не может быть? – не поняла я.

– Ты так яростно сражаешься за интересы Максима, что я подумала: а не нанял ли он тебя? Может, твое появление здесь было хорошо разыгранным спектаклем.

– Что-о-о?

Я на минуту утратила дар речи.

Потом развернулась и кинулась в свою комнату, перепрыгивая через ступеньки.

Ворвалась к себе, распахнула створку шифоньера и принялась выбрасывать на кровать груды разноцветных тряпок.

– Аня!

Я не ответила.

– Извини меня!

Я упала на колени, нагнулась и вытянула из-под кровати свои дорожные сумки.

Не обращая никакого внимания на Эллу, начала неаккуратно запихивать в них свои вещи.

Она села на кровать прямо передо мной.

– Анечка!

– Все, – ответила я сквозь зубы. – Загостилась я у вас. Пора и честь знать.

Элла крепко схватила меня за руки.

– Прости, прости! – повторила она с раскаянием. – Я ляпнула глупость.

– Нет, – ответила я. – Ты не глупость ляпнула. Ты меня оскорбила.

– Прости меня!

– У тебя это входит в привычку, – продолжала я. – Предположим, твой муж по каким-то причинам терпит оскорбления… А я не стану терпеть.

– Прости!!

Элла съехала со стеганного покрывала и встала на колени.

– Прости меня! – повторила она со слезами. – Если ты уедешь, я… я…

Она поискала нужные слова.

– Я просто не знаю, что будет, – сказала она наконец.

Но меня это не тронуло.

– Это уже не мои проблемы. Жили же вы как-то до меня… И дальше проживете.

– Аня!

Элла снова взяла меня за руки.

– Если бы ты только знала, – сказала она безнадежным голосом.

Отпустила мои руки и тихо всхлипнула.

– Хватит! – сказала я жестко. – Не дави из меня слезу. Не люблю.

– Тебе всего двадцать пять, – продолжала Элла, не слушая меня. – Где тебе понять… Мне в сентябре будет сорок четыре. Да, конечно, это еще не старость… Но жизнь проходит. Женская жизнь, я имею в виду, – пояснила она.

– Так уж и проходит, – возразила я неуверенно.

Элла посмотрела на меня с грустной усмешкой.

– Я же говорю, ты не поймешь…

И она уставилась прямо перед собой невидящим взглядом. Лицо ее, как в первый день нашего знакомства, опустилось и постарело. Настоящий возраст проглянул сквозь ухоженную маску благополучной женщины с беспощадной ясностью. По щекам скатились две мокрые дорожки.

– Сейчас тоже зарыдаю, – сказала я все так же неуверенно, потому, что мне вдруг стало ее жалко. – Такая тяжелая у тебя жизнь! Такие серьезные проблемы! Просто-таки ежедневно решаешь вопросы бытия: купить костюм от Кардена или платьице от Ив Сен-Лорана?

Элла отмахнулась.

– Да я не об этом…

Она вытерла ладонью мокрое лицо и размазала косметику.

– Любви не было, – сказала она строго. – Настоящей, счастливой любви. Максим, он хороший… Я понимаю… Только он какой-то виртуальный: вроде и есть муж, а вроде его и нет. Сначала Ритка без конца болела… Думала, вылечу ребенка, начну жить… Ни фига.

Она тихо всхлипнула и снова вытерла слезы.

– Говорю же, в двадцать пять этого не понять. Как это можно, лежать ночью в кровати и подсчитывать, сколько дней осталось до следующего дня рождения… А я каждую ночь считаю.

Элла вздохнула и повторила:

– Проходит жизнь. Вытекает из меня, как кровь. Еще год-другой, и кому я буду нужна? Растолстею, расплывусь, морда морщинами пойдет, растрескается… А!

И она безнадежно махнула рукой.

Я молчала. Скажу честно, мне стало ее по-настоящему жаль.

– А Стефан? – спросила я осторожно.

– Что Стефан? – не поняла Элла.

– Ты говоришь, что любви не было. Вот я и спрашиваю, как же Стефан?

– Стефан…

Глаза Эллы потеплели.

– Это любовь, – сказала она нежно. – Только несчастная любовь. Ущербная какая-то. Видеться нормально, и то не могли…

И она замолчала.

Проползли томительные пять минут.

– Не уезжай, – попросила Элла, поднимая голову. – Я знаю, что я скотина. У меня и характер испортился потому, что никакой жизни нет. Ни хорошей, ни плохой. Честно тебе скажу: когда приходилось самой за существование бороться, я была в сто раз счастливей, чем сейчас. Не пойму почему. Времени, что ли, не было на всякие раздумья?

Она пожала плечами и посмотрела на меня.

Я молчала.

Элла робко потянула к себе сумку, в которую я небрежно бросила часть вещей.

– Нет! – сказала я.

– Пожалуйста, не надо! – взмолилась она. – Не уезжай!

– Я не уеду, – ответила я. Элла сделала радостное движение. – Пока! – уточнила я. – Если ты меня еще раз обидишь, я даже разговаривать на эту тему не стану. Молча соберусь и уеду. Так что пускай вещи на всякий случай останутся в сумке.

– Остальные можно в шкаф повесить? – спросила Элла очень робко.

– Можно, – ответила я.

Встала на ноги и сказала:

– Ладно, покончим с неприятностями разом. Давай свой подарок, отнесу прямо сейчас. Мне не хочется делать это при Максиме.

– Конечно! – засуетилась Элла. – Коробка внизу, в моей сумочке! Сейчас спустимся, все достанем…

Мы подошли к двери. Я резко распахнула створку и от неожиданности отшатнулась назад.

– Ой!

– Простите, – любезно извинилась Марья Гавриловна, которой я чуть не заехала по лбу. – Я пришла спросить, какие будут распоряжения насчет ужина.

– Я зайду на кухню, – ответила Элла.

– Хорошо, – ответила домоправительница и развернулась к нам спиной, собираясь уходить.

– Марья Гавриловна!

Железная леди вопросительно обернулась.

– Повесьте, пожалуйста, вещи в шкаф, – распорядилась Элла по-хозяйски властно.