и равнодушно удаляющейся мужской спине. Я благодарила Его, как будто дело Бога – угадать и подогнать то, что я выписала себе по справочнику блаженств.

Когда я встречу своего теперешнего мужа, я обращусь к Богу не с благодарностью, а мольбой: если это не мое – убери сейчас, я не выдержу нового разочарования.

Потому что Бог забыл – это когда страшно везет в том, что тебе не нужно. Однажды я на спор вышла замуж, а поспорила я с Богом. Сняла себе венец безбрачия активной жизненной позицией. Я устроила себе изумительное платье в золотистых тонах, неповторимый свадебный танец и пир с поросенком в ресторане, проконтролировала, чтобы в первый день мы не разлучались по приметам, которые знала свекровь, певшая в любительском хоре народной песни, и была довольна тем, что мой избранник охотно фоткал меня, научил выключать голову, умел на ходу сплетать сказки про овец и вертеть нетривиальные японские роллы. Я разобрала ему захламленный за много лет балкон, и мы успели много посмотреть в единственном отпуске в Черногории.

Однажды моя мама заехала к нам в гости, и под «Эту замечательную жизнь» на ноутбуке про ангела, доказавшего отчаявшемуся человеку, что он не зря живет на свете, мы с мамой шили и штопали, и, когда она собралась уходить, я заплакала, как в детстве в Морозовской больнице, когда маму поругали, зачем она испугала меня разговором про завтрашнюю операцию, но я вовсе не боялась тогда, я просто не хотела оставаться в казенных стенах без нее. Теперь она уходила от меня, ловко провернувшей свой первый брак, и как будто уносила с собой мой очаг, и тепло, и родство – то чувство семьи, которое я напрасно аккумулировала здесь своей волей.

– Цветы, – сказала мне психолог, – мужчина должен дарить цветы. И всегда, всегда провожать до подъезда!

Психолог забралась с ногами на диван и нервно прикуривала. Я пришла к ней в дом, в глубину динамовских дворов, прорыдав весь вечер над «Ромео и Джульеттой», просмотренной аккурат вслед за тем, как мой теперешний муж – а тогда еще просто приятный юноша с непроницаемой манерой держать себя – сморозил очередную холодность в мой адрес. Шекспировское кино показало: я слишком поспешно решила, что быть вот так, как у них, любимой – детство и каприз. На сайте «Все психологи» мне раскрыли глаза на страсть к эмоционально закрытым партнерам и посоветовали читать Робин Норвуд. На групповой терапии порекомендовали разведать, а считает ли он, что мы вообще в отношениях. И вот рекомендованная приятельницей психолог на «Динамо» выдала мне список признаков мужчины, который мне нужен, когда я зафейлилась назвать свойства того, кто был.

«Без не», – строго оборвала она мою нестройную вереницу перечислений, словно я грубо ошиблась в грамматике. И я вспомнила, что в любви, как в аутотренинге, отрицательные конструкции не работают.

Но как иначе скажешь, если к тридцати от любви только и остались – отрицания: галочки напротив того, что пережито, и прошу не повторять. Вот и мама моя, дождавшись наконец того, кому бы, шутила, отдала меня в хорошие руки – не думая, пока шутила, что отдает с концами, – в предпоследний свой вечер дома, то есть через полгода после притирки в однушке, когда она в спрессованном времени и урезанном пространстве жизни прошла будто мои этапы узнавания моего нового мужа, от удивления к негодованию, от негодования к уважительному теплу, короче, за три дня до смерти выдала грамматически неверное благословение: «Повезло тебе. Незлобивый он. Нетрепливый». И лучше о моем теперешнем муже, избегающем любых определений и вообще хоть сколько-нибудь заинтересованного внимания, не скажешь, так что, кажется, выплесни, назвав, все его «не» – и в чаинках умолчания углядишь наконец его скрывающийся силуэт.

От злобивых и трепливых мы с мамой устали, да, и если ждали еще кого-то к моим тридцати, то такого, чтоб не как раньше, не как обычно, не как всегда. Я и первого своего мужа выбрала таким, чтобы не походил на типичную мою влюбленность. Выбирала не болючего – не холодного, не колючего. И только по получении развода, когда у черного хода ЗАГСа этот теплый человек обнял меня на прощание и выразил нежную надежду на то, что еще свидимся, я поняла, что это был выбор против мужского.

Меня тянуло к сложным и творческим – и вот передо мной простой и круглый человек, так отчетливо напоминавший плюшевого медведя, что и я с ним расслабленная и веселая, как плюшевая овца. Но эта круглота и утешительная мягкость – признаки партнера другого рода. Я искала того, кто не укусит, не бросит, – неужели хотела уткнуться в замужество, как в мать?

Тут и выяснилось, что сложность – вовсе не свойство сложно устроенных натур. Я хотела слияния – и получала партнеров на крючках, надежно цеплявшихся ко мне по любому поводу. Именно с плюшевым мужем я открыла, что умею заговаривать гнев. Когда на девятую угрозу разводом я наконец созрела ответить согласием, мне срочно вызвали фургон и долго не выдавали кровать, купленную на мою новогоднюю премию. За окном была зима, и я полюбила шутить, что муж выгнал меня с вещами на мороз. Я не помню, что плела ему, глядя в это окно, однако помню, как от моих слов гнев порился, оседал, таял, так что фургон удалось передвинуть на вечер, и я навсегда запомнила, как плюшевый муж заблудился в ближайших домах со спинкой наконец пожертвованной кровати, ставшей для меня символом любви наоборот.

И да, он провожал до подъезда, пока ухаживал, всегда провожал и дарил цветы, которые я тоже запомнила как символ. Зеленые розы. Есть такая, оказалось, порода. На языке цветов мужчина, дарящий вам зеленые розы, хочет, думаю я теперь, признаться вам в своей неповторимости. Это цветы, которые мужчина дарит в конечном итоге себе.

Можно очень громко настаивать на себе – и не присутствовать. Можно выйти замуж – и остаться одинокой.

Однажды я вспомню, как вызывала мать, чтобы дотащить баулы от станции до тогдашней плюшевой берлоги, стоило теперешнему мужу со своим обычным хладнокровием сказать: «по Гуглу дойдешь», когда я поделилась, что боюсь не добраться в гости с малышом и грузом. От нервно шныряющих в поисках выхода мыслей-мышей затошнило: я едва не придумала позвать хозяйку дома к метро, чтобы помочь мне, но тут же решительно выбрала такси. Пора и мне научиться настаивать на себе. Пора понять, что не парить – признак сломанного утюга, а не идеальной женщины.

Я хотела сбежать от призрака