Матросы весело загоготали. Я щедрой рукой налил каждому из них по доброй, полновесной порции виски и отправил восвояси. Вар повесил снаружи на двери бара табличку с извинениями, повернул ключ, и мы, все трое (не считая, конечно, невидимого нашему гостю Мануануса) уселись за стол, молча глядя на бутылку бурбона.

— «След бизона», — Митчелл прочитал название на этикетке и удивленно поднял брови, — надо же. Я не большой специалист по выпивке, господа, но точно знаю, что перепробовал все, чем богата Америка. Тем не менее, такого не помню.

— Отменный бурбон, Джек — вы позволите вас так называть? — сказал Вар, разливая виски по стопкам.

— Да называйте по имени, у нас это запросто, — отмахнулся сыскной агент. — Давайте, господа, выпьем, благо повод есть, и этот повод куда как хорош. Я наконец-то завершил это чертово дело! И теперь его итог, — Джек похлопал себя по жилетному карману, — отправится домой.

— Еще по одной? — как-то уж очень жизнерадостно отозвался на эти слова Вар. Я, прищурившись, посмотрел на него, но повар ответил мне совершенно невинным взглядом: мол, ну а как тут не выпить-то? Выпили, и еще раз.

Бравый сыщик окосел примерно на шестой стопке — к закуске он даже не притрагивался, а бурбон заливал в себя со скоростью пылесоса. Оперевшись щекой на кулак, он вздохнул.

— Хар-рошие вы парни, скажу я вам… Вот так бы плыл и плыл на этом пароходе, эх… Никаких забот! А вернусь — и начальство сразу отправит в какую-нибудь чертову дыру вроде Луизианы, где кроме крокодилов и словом-то перекинуться не с кем.

Еще несколько минут пинкертоновец красноречиво живописал нам ужасы луизианских топей, потом горестно признался:

— Знаете, ребята, вот был у меня один напарник, Раст. Неплохой мужик, родом откуда-то из Нью-Гэмпшира, что ли. Звали мы его «Счетовод», за то, что он постоянно таскался со здоровенной канцелярской книгой. Все записывал, каждую свою мысль. Но толковый, въедливый, как бульдог… Правда, иногда с ним было жутковато. Вот так, бывало, сидишь в засаде где-нибудь в глуши, в хижине, поджидая очередного бандюгана. И тут, значит, Раст уставится на тебя пустыми глазами и выдает что-то в духе…

Митчелл подпер вторую щеку кулаком и забубнил замогильным голосом:

— «Мы рождаемся заново, но проживаем ту же жизнь, которую уже много раз проживали. Сколько раз мы вели уже эту беседу? Кто знает... Мы не помним свои жизни, не можем изменить свои жизни, и в этом — весь ужас и все тайны самой жизни».

— Представляете? — агент обвел нас осоловелым взглядом. — А ты сидишь, керосинка еле коптит, за окном ночной лес, револьвер у тебя на взводе, и тут такое… Короче, потом я попросил перевести меня куда угодно, только бы подальше от этого малахольного. Говорят, он раскрыл какое-то громкое дело, как раз в Луизиане, правда схлопотал три пули. Ну да, это в нашем деле неудивительно.

— Слушай, Джек, — вкрадчиво спросил Вар, умело и незаметно набулькивая до краев очередную порцию Buffalo Trace в стопку Митчелла, — а этот твой алмаз — он хоть большой? Может, там и посмотреть-то не на что?

— Да лан-на! — возмутился агент. Он решительно, одним глотком отправил в рот содержимое стопки, шумно выдохнул и ударил по столу крепким кулаком. — Эт’ я тебе скажу, алмаз так алмаз! Раз увидишь, не забудешь! Говорят, что его х’зяин, этот Типпо-Сагиб, с ним не рас… не рас-ста-вал-ся.

Последнее слово Митчелл старательно произнес по складам. Потом он нетвердыми пальцами полез в жилетный карман и достал оттуда черную коробочку.

— Во! — гордо сказал он, протягивая ее Вару. Щелкнул, открываясь, замочек, и повар присвистнул. Да и с моих губ, похоже, невольно сорвалось что-то такое, потому что пинкертоновец расплылся в пьяной и довольной ухмылке. На черном бархате лежал огромный, сияющий всеми своими гранями камень, от которого словно бы исходило голубоватое завораживающее сияние. Вар бережно взял алмаз двумя пальцами и посмотрел сквозь него на свет лампы.

— Надо же… Один камушек, а столько людей из-за него переубивали друг друга, — сказал он с непонятной интонацией.

— А т-то! — потряс пальцем Джек Митчелл. Потом глаза его закатились, он со стуком уронил голову на стол и захрапел.

— Разучилась пить молодежь, — наставительно сказал Вар, глядя на спящего сыщика, — а ведь этот еще из лучших.

Откуда-то из-под стола внезапно высунулся щетинистый хоботок. Мануанус поднялся на цыпочки, расправив свои костлявые задние лапы, точно сегменты складной лестницы. Прикоснулся когтем к сверкающему камню и шумно втянул хоботом воздух.

— Алмаз Соломона… — сказал он, совершенно без всякого акцента. — Твердый. Не кусь.

И снова спрятался под стол.

Мы с Варом ошарашенно посмотрели друг на друга. Потом он положил алмаз в коробочку, защелкнул замок и поставил коробочку на стол. Подвигал ее пальцем туда-сюда.

— Вар, — сказал я, — похоже, я знаю, о чем ты думаешь. И мне это как-то… ну, не нравится, что ли.

— Бран, — отозвался повар, — ты вот что… Скажи-ка мне: слышал ли ты что-нибудь про алмаз Типпо-Сагиба? Ну хоть что-то? Хоть краем глаза читал?

— Ничего, — подумав, сказал я. — Нет нигде упоминания о таком камне. Вот Куллинан, Кохинур или Великий Могол – пожалуйста, а этот…

— Во-от! — наставительно покивал повар. — А это значит, что наш камушек попросту не доплыл до берегов Америки. А Джек Митчелл — он-то был в списках выживших?

— Ну, я не помню все списки наизусть… — начал было я, но поглядел в глаза своего компаньона и со вздохом признал: — Не было. Может, наизусть я и не помню, но фамилия обязательно осталась бы где-нибудь в памяти, да и без интервью выживший пинкертоновец вряд ли обошелся бы. Но никакого интервью Джека Митчелла в природе не существует, так же как отчета или мемуаров.

Вар несколько мгновений глядел на меня. Потом протянул руку, взял коробочку и решительно положил ее в карман своего сюртука.

— Все-таки это неправильно, — я еще упирался, хотя и понимал — что толку, если этот камень канет на дно океана?

— Я же не для себя, — просто сказал повар. — Я для нее. 

И тут я все понял. Вспомнил Катрину и ее слова: «Вы должны подарить мне то, чего у меня еще не было». Зажмурился, протянул руку и нащупал