повернулся к брату, лицо его стало белым как бумага, глаза округлились. – Она должна была превратиться в пыль.

Роджер сделал два шага назад, и его громко стошнило.

Глава 10

– А теперь встанем, чтобы произнести слова Божьи. Сегодня мы читаем из Евангелия от Матфея, глава двадцать восьмая, стихи с первого по седьмой. Да восславится слово Божие.

«По прошествии же субботы, на рассвете первого дня недели, пришла Мария Магдалина и другая Мария посмотреть гроб. И вот, сделалось великое землетрясение, ибо Ангел Господень, сошедший с небес, приступив, отвалил камень от двери гроба и сидел на нем; вид его был как молния, и одежда его бела как снег; устрашившись его, стерегущие пришли в трепет и стали как мертвые; Ангел же, обратив речь к женщинам, сказал: не бойтесь, ибо знаю, что вы ищете Иисуса распятого; Его нет здесь – Он воскрес, как сказал. Подойдите, посмотрите место, где лежал Господь, и пойдите скорее, скажите ученикам Его, что Он воскрес из мертвых и предваряет вас в Галилее; там Его увидите. Вот, я сказал вам»[9].

«Слава Всевышнему» наполнила храм, и в этот миг веры в вечную жизнь, обещанную христианским Богом, оказалось достаточно, чтобы светящаяся стена встала между миром и силами тьмы.

Плохо, что она не была вечной.

* * *

– Пожалуйста, отойдите. В сторону.

Закованных в наручники братьев провели через полицейское заграждение и вывели на аллею. Любопытные соседи приблизились, затем отступили, подобно морской волне, разбивающейся о стену из голубых униформ. Ни один из братьев не обратил внимания на собравшихся зрителей. Роджер провонял блевотиной и продолжал отрыгивать, Уильям молча плакал и держал глаза почти закрытыми. Их затолкали в патрульную машину, защелкали затворы журналистских камер.

Не обращая внимания на выкрикиваемые вопросы, два констебля сели в машину и, маневрируя среди толпы, вывели машину с включенной мигалкой на заднюю аллею. Еще двое присоединились к живой стене, закрывая вид на двор.

– Никакого контакта с прессой, – заявил главный следователь тоном, не терпящим возражений.

Следом вынесли тело. Каталка подскакивала, отчего создавалось мрачное впечатление, будто внутри мешка с трупом кипит жизнь. Двенадцать пар легких выдохнули, снова защелкали затворы, на общем фоне монотонно вещал тележурналист, ведущий репортаж с места событий. Во влажном утреннем воздухе слабый запах антисептика после судмедэксперта оставлял почти видимый глазу след.

– Я видела труп, пока копы не запихали его в пакет, – призналась соседка жадно слушающей ее аудитории. Она сделала паузу, наслаждаясь ощущением власти, и плотнее запахнула демисезонное пальто, надетое поверх фланелевой ночнушки. – Лицо было изуродовано, а ноги раздвинуты. – Она кивнула со знанием дела и добавила: – Ну вы понимаете, что это значит.

Слушатели закивали в ответ.

Машина судмедэкспертов уехала, и стена полицейских распалась на отдельных мужчин и женщин, которые поспешно давали дорогу Майку Челлучи и его напарнику.

– Опросите всех, кто что-то видел или думает, будто что-то видел, – приказал Челлучи. В другой день его бы позабавила реакция толпы – половина из них прихорашивалась, а вторая пыталась незаметно ускользнуть. Однако сегодня ему было не до этого. Бессмысленность убийства наполнила его холодной яростью – он сомневался, что когда-либо вновь ощутит тепло.

Репортеры, которые видели в этой истории куда больше, чем произошло на самом деле, хлынули вперед, требуя хоть какого-то заявления от полиции. Двое уголовных следователей молча проталкивались сквозь прессу, пока не оказались возле своей машины. У журналистов еще имелись остатки инстинкта самосохранения, и они не решались преградить полицейским путь к машине. Челлучи открыл дверь, Дейв наклонился к нему и прошептал:

– Майк, нужно хоть что-то сказать, а то бог его знает, что они напишут.

Челлучи грозно посмотрел на напарника, но тот не отступился.

– Я готов это сделать, если ты не хочешь.

– Нет. – Хмурясь, он посмотрел на толпу шакалов. – Аника Хэндл мертва из-за тех кретинских историй о вампирах, которые вы, ребята, печатали. Вы ответственны в той же мере, что и два олуха, которых мы забрали. Вот ведь история. Надеюсь, вы ею гордитесь.

Челлучи скользнул за руль и захлопнул дверцу с такой силой, что эхо загуляло между соседних домов.

Один репортер отделился от ошеломленной массы, поднял микрофон, но Дейв Грэм покачал головой.

– Я бы не стал, – тихо заметил он.

Репортер замер со все еще поднятым микрофоном, и вся стая наблюдала за тем, как двое следователей уезжают. Неестественная тишина царила до тех пор, пока машина не скрылась в конце аллеи, затем раздался голос, который вновь привел стаю в движение.

– Я видела ее перед тем, как копы спрятали ее в мешок для трупов.

* * *

– Ты все еще дружишь с той писакой?

– Челлучи? – Вики откинулась в кресле и поставила телефон на колени. – Ты о чем, черт тебя подери?

– Ну, эта Фэллоуз, которая пишет для таблоида, ты с ней еще встречаешься?

Вики нахмурилась.

– Ну вообще-то я с ней не встречаюсь…

– Ради бога, Вики, сейчас не время строить из себя скромницу! Я же не прошу тебя с ней спать. Ты с ней общаешься или нет?

– Да.

На самом деле она как раз собиралась звонить ей сегодня и выяснить, что можно сделать, чтобы смягчить страх Генри относительно орды крестьян с кольями и чесноком. Что за вспышка интуиции заставила Челлучи подумать об Анне Фэллоуз именно сегодня? Они виделись лишь однажды, да и тогда отоношения между ними не сложились – Майк и Анна всю вечеринку поглядывали друг на друга, словно настороженные псы, ожидая, когда враг откроет шею для удара.

– Почему ты спрашиваешь?

– Возьми бумагу и ручку. Я хочу, чтобы ты ей кое-что передала.

По голосу Майка все было ясно, и Вики тут же принялась шарить в кармане кресла. К тому моменту, когда он заговорил, она извлекла шариковую ручку и блокнот в кофейных пятнах. Когда он закончил, Вики мягко выругалась.

– Боже правый, Майк, надеюсь, начальство не знает, что ты передаешь эту информацию?

Она услышала его усталый вздох и, прежде чем он ответил, сказала:

– Забудь. Глупый вопрос.

– Не хочу, чтобы подобное повторилось, Вики. Газеты заварили эту кашу, они могут все исправить.

Вики посмотрела на записи о жизни и смерти Аники Хэндл, занимавшие три листа ее аккуратным читабельным почерком, и поняла, почему Челлучи был так расстроен и зол. Отголоски этих чувств скользнули вниз по позвоночнику, словно холодный палец.

– Я сделаю все, что смогу.

– И будем надеяться, что этого окажется достаточно.

Последние слова прозвучали категорично – Вики знала, что сейчас он повесит трубку, и прокричала его имя. Несколько секунд, пока она не поняла, услышал ее Майк или нет, показались ей самыми долгими за последнее время.

– Что? – рыкнул он.

– Сегодня вечером я дома.

Она слышала его дыхание и знала, что он все еще на линии.

– Спасибо, – наконец ответил он, затем раздался щелчок, когда Майк положил трубку. Сделал он это почти нежно.

Сидя