Флавия разочарованно покачала головой, будто она верховодила всем и Рафа ее подвел.

– Большего радикала, чем этот парень, у нас, увы, нет. Такому по силам замутить хоть что-нибудь стоящее?

– Нет, – сказал Кадиш. – Не по силам.

– Помочь вам мы не можем, – заключила Флавия. Она явно что-то недоговаривала, и Лилиан это заметила.

– Но мы можем помочь вам, – сказала она.

Флавия, не колеблясь, сказала напрямик:

– Выбросьте его телефонную книжку, все его фотографии, найдите его дневник и письма. Уничтожьте все, что связывает с вашим сыном кого угодно, включая нас.

Отбивать ритм, что-то до бесконечности повторять – это не работало. Не помогало и танцевать, разминать мышцы, сидеть неподвижно или тупо смотреть на одно-другое и медитировать, пока не забудешься. Рассветные часы Лилиан провела, держа в ладони чайную ложку, уставившись на ладонь и ложку, на ложку и ладонь, пока их очертания не расплылись, а телефон все равно не позвонил. Она пришла к выводу, что все эти приемчики – чепуха, помочь могут только цифры. Зазвонить телефон может, только если она начнет считать. Сидя в глубоком кресле, она считала до тридцати, потом в обратном порядке. Звонок раздался на девятнадцати, это возраст Пато – хороший знак! Она вскочила, взяла трубку, закричала: «Алло!» Потом еще раз – «Алло!» Ответа не было, она обхватила трубку обеими руками и заорала: «Пато!»

– Это я, Густаво, – сказал Густаво. Он явно смутился – не хотел усугублять ее отчаяние. Не дело слышать то, что для твоих ушей не предназначено.

Лилиан и сама смутилась. Посмотрела на настенные часы, потом на наручные. И поняла: ее интересует не время суток, а день недели. Сегодня пятница. Пятница, и на проводе Густаво, ее босс.

Она целую неделю с ним не разговаривала, не ходила на работу целую неделю или – она снова глянула на часы – всего четыре дня? Когда они ужинали в ресторане, ели шпинат, пили вино?

– Как ты, милая? – спросил Густаво. – Держишься?

– Все нормально, – сказала она. – Ничего хорошего.

Лилиан посмотрела в окно, потом, чтобы хоть как-то утешиться, на полки Пато. Какой умный мальчик. И добрый. И такое, бывало, отчудит. Чтобы успокоиться, она вспомнила – и до чего же это было приятное воспоминание, – как Пато, после вечера у друзей, по дороге домой заходил в кондитерскую. И приносил дюжину рогаликов, завернутых в фирменную бумагу, еще теплых. Лилиан просыпалась, ощущала их запах и понимала: все хорошо, сын дома, можно не беспокоиться. В старших классах – тогда Пато еще не посуровел – по утрам он все-таки вставал и плелся вниз. Когда Кадиш первый раз послал Пато с поручением одного, пришпилив список и деньги к рубашонке, ему было не больше пяти. Мальчишка сначала идти не хотел, не понимал, с чего вдруг на него возлагают такую ответственность, – и Кадиш ему все объяснил как нельзя проще. «Мы тебя для этого родили, – сказал ему Кадиш. – Чтобы ты приносил нам рогалики. Для этого ты и пришел в этот мир».

Вспомнив одно, Лилиан забыла о другом. Она ведь говорит по телефону с Густаво! Надо внимательно слушать: Густаво всегда может дать совет. Лилиан хотела ухватить нить разговора, но Густаво уже замолчал. Повесил трубку?

И тут же из тишины выплыл голос Густаво:

– Как давно мы дружим?

– Не помню, – сказала Лилиан.

– Помочь тебе оказалось совсем не просто. Я поручил Фриде весь день звонить нашим клиентам. Никто не жаждет помочь, уж никак не адвокаты ранга Телло. Но тебе повезло – он согласился заняться твоим делом.

Густаво снова замолчал.

– Спасибо, что позвонил, – сказала Лилиан.

– Скорейшего выздоровления, – пожелал Густаво так, будто она сидела дома из-за болезни. Лилиан крепче сжала трубку. – По поводу оплаты не беспокойся. Я об этом позаботился.

– Куда мне ехать? – спросила Лилиан.

– Куда тебе ехать? В каком смысле?

– Я потеряла адрес, – пробормотала она. Поискала глазами ручку. – И имя тоже, и… – она заплакала. – Не понимаю, что ты говоришь. Мне совсем худо.

– Понимаю, – сказал Густаво. – Все нормально.

Она прижала трубку плечом, наклонила голову. Попробовала расписать ручку на обложке блокнота, приготовилась слушать Густаво со всем вниманием.

Мы не только узнаем, кто наши настоящие друзья в трудную минуту, мы узнаем также, кого считаем настоящими друзьями в глубине души. Лилиан думать не думала о Густаво, пока он не позвонил. И не ждала, что он сделает для нее больше, чем он предложил. Густаво – это не Фрида. Рисковать жизнью ради Лилиан он не будет – да и она не будет рисковать жизнью, чтобы спасти его. Пределы были для обоих одинаковы и обоим ясны.

У Кадиша, однако, была иная точка зрения.

– Кто только не был у вас в конторе после переворота? Адвокат, пусть и первый из адвокатов, – какой от него толк? – спросил Кадиш. – Генерал, чтоб ему, из генералов – вот кто нам нужен.

– Уймись, – сказала Лилиан.

– Не уймусь, – гнул свое Кадиш. – Ты там пропахала с десяток лет, и все, что он может предложить, – это какой-то кляузник? А тебе, между прочим, приходится иметь дело с украденной собственностью и украденными детьми, уже за одно это он перед тобой в неоплатном долгу.

– Не надо вслух, – сказала Лилиан. Она прижала руки к ушам. – Я тебе ненароком шепнула про это на ухо. Так вот, не надо об этом вслух, Кадиш, иначе нам всем хана.

– А что, разве исход может быть другим? – Кадиш завелся. – Ты этому типу отдала лучшие годы своей жизни!

– Нет, – отрезала Лилиан. – Лучшие годы жизни я отдала тебе.

– А я свои отдал тебе и Пато. И, хочет Пато этого или нет, он все равно мой сын.

– Кто-то считает иначе?

– Ты. Все решения принимаются так, будто это исключительно твое личное дело.

– Кадиш, у меня нет на это сил. Ты же обещал.

– Нет. Это ты обещала за меня, – уточнил Кадиш. – Теперь будем играть по моим правилам. Пойми, прошла целая неделя, и мы не продвинулись ни на шаг. Хоть все полицейские участки в стране обойди – это ничего не даст, а адвокат Густаво скажет нам только то, что мы и без него знаем.

– Куда ты клонишь? – взвилась Лилиан. – К чему все это?

– К тому, чтобы ты поняла: если идти этой дорогой, она приведет нас к зданию, где бродят толпы несчастных, потерявших надежду найти своих детей. Пойми, ты ведешь нас к Министерству по особым делам! Не все могут жить, как того требует система, Лилиан, и уж точно не я. А будем действовать в обход – сумеем найти сына.

– Давай не переходить на личности, – попросила Лилиан. – Это ни к чему хорошему не приведет.

– Если ты винишь меня в том, что я открыл им дверь, так и скажи.

– Я пытаюсь найти Пато единственно возможным способом. Если у тебя созрел какой-то хитрый план – говори. Если есть что-то конкретное – давай действовать. Я помогу тебе обшарить все дома престарелых и найти последнего еврейского сутенера, у которого есть еще среди знакомых продажный полицейский и голова худо-бедно варит. Веди – я пойду за тобой. Давай используем все твои серьезные связи. Бери лопату, откопаем одного из твоих героев хоть сегодня. – Кадиш промолчал. Никакого хитрого плана у него не было. Просто он знал одно: государство им не помощник. – А если план еще не готов – надевай пальто и в путь. Не то опоздаем на встречу с адвокатом, а к нему без Густаво нам не подойти.