Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она быстро наклонилась, поцеловала меня в щеку и скрылась за раздвижной перегородкой, прихватив с собой лампу. Я понимал, что надо встать и убраться потихоньку, как Златовласка, пока не пришли законные хозяева. Но уж больно глубоким было кресло Папы-медведя и мое оцепенение. Помню, как раздвинулась на секунду перегородка и заглянули две тени. Они разговаривали шепотом.
— Это наш молодой красавчик, — произнес голос Буффало Билла, — В объятиях мамы Морфея, насколько я знаю сестру О'Грейди.
— Мальчикам нужна мама, — отвечал Нордструм, — Пусть себе спит. Не откажетесь от рюмки, пока ждем гостей?
Тени отступили, перегородка сдвинулась. Через какое-то время я услышал другие голоса, потом много других голосов и журчание застольной беседы. Слов я не мог разобрать, пока не вступил могучий голос фемины Надин Роуз — тогда всем пришлось прибавить громкость, чтобы быть услышанными.
— Я ни разу в жизни не пила минт-джулеп, — сказала она, — Не размешивать, говорите?
— Совершенно верно, — отозвался Нордструм.
— Не шевелите лед и соломинку и отпивайте со дна сосуда.
— Ма-аленькими глотками, — добавил чей-то голос. Голос был знакомый, но я не мог сообразить, чей он. — Джулепы Оливера бьют по голове, как копыто.
Послышался смех. Нордструм признал, что напиток крепкий, но это на самом деле не его вина, а мистера Коди.
— Я выведал у него рецепт прошлой осенью, после его представления в Луисвилле, и просто передал моей прислуге. Секрет — в струганом льде.
— Секрет не в струганом льде, — Опять этот голос! — Секрет в том, чтобы держать прислугу, которая его строгает. Оливер всегда умел подбирать прислугу.
Голос был узнаваем, как отцовский или голоса дядьев, но, хоть умри, я не мог вспомнить, кому он принадлежит.
— Мистер Нордструм, — вмешалась Надин Роуз, — а какова конкретно ваша роль в «Феерии "Дикий Запад"»?
— В шоу Буффало Билла? Да боже упаси. Я торгую зерном, мадам. Я простой биржевой брокер и любитель иногда сыграть по маленькой.
— По моим наблюдениям, мистер Нордструм, здесь вы играете отнюдь не по маленькой. На кого из них вы рискнули поставить?
— На кого? — Мистер Нордструм засмеялся. — Ни на кого, моя дорогая, и в то же время на обоих. Во всех номерах я ставил и на Джорджа, и на Сандауна. Примерно поровну, плюс-минус двадцать — тридцать центов.
— Оливер всегда страхуется, — произнес этот голос, — Даже когда у него туз в рукаве.
— Особенно когда туз в рукаве, дружище. Первым делом, я говорю, защищай свои интимные части. Публично, мисс Роуз, я поддерживаю обоих наших благородных дикарей. Простой жест беспристрастности. Вот этот мой школьный товарищ держит сторону Джорджа Флетчера из сентиментальных побуждений. Так же, как купец Меерхофф и подземные китайцы. Мистер Коди — за индейца, потому что с тех пор, как умер Сидящий Бык, в его созвездии Дикого Запада нет Красной Звезды[44].
— Мистер Коди, это так? — спросила Надин Роуз, — Я правильно поняла, что вы намерены взять Джексона Сандауна в свою труппу?
— Вы поняли правильно, моя дорогая. Первый мировой чемпион по родео и вдобавок индеец. В «Мэдисон-сквер-гардене» не хватит кресел! Как раз сейчас с ним ведет переговоры мистер Хендлс.
— Ах! А если победит черный ковбой?
— А этой проблемой в ближайший час займется мистер Готч.
Убедившись, что они между собой все выяснили, Нордструм продолжил прерванную речь:
— Но в частном порядке, мисс Роуз, я возлагаю надежды совсем на другого ковбоя, — Я слышал, как за тонкой стенкой топочет его тяжелый сапог по вагону. — Я был рьяным поклонником Джорджа Флетчера и Джексона Сандауна с первого дня, когда увидел их в седле. Тому уже не один десяток лет. Гении. Кудесники! Я оплачивал их взносы за участие в захудалых представлениях, от Калифорнии до Калгари, и никогда не требовал ни процента с выигрыша. Я вносил за них залог, когда их арестовывали, и устраивал арест, когда в этом была необходимость.
Топанье прекратилось. Голос зазвучал приглушенно, заговорщицки.
— Но речь теперь не об одноразовом спортивном событии. Притом что Нигер Джордж и Индеец Джек кудесники в седле, откровенно говоря, между нами, мисс Роуз, — отложите ваш блокнотик, — они не те ковбои, которые нужны Пендлтонскому родео для плаката. Если смотреть вперед.
— Именно если смотреть вперед, — произнес этот голос. — Оливер и тут прав.
— Наш образцовый ковбой должен быть типичным светловолосым американским парнем. Вечно молодым лицом на все времена! Сандаун и Джордж сослужили свою службу, мы им обязаны нынешним успехом, но годы берут свое. Нашей маркой должен быть кто-то более светлокожий и более перспективный, и, думаю, мы его нашли. А вернее, он нас нашел.
— Полагаю, вы имеете в виду Высокого, Темноволосого, Красивого южанина?
— Высокого, Красивого и Молодого, мадам. Вот на кого я делаю ставку.
Как ни вострил я уши, все остальные мои части этому противились. По правде говоря, сон занимал меня гораздо больше, чем интрига. Я уж и не помнил, когда последний раз спал по-человечески. Первую ночь я ползал по поезду, как пьяный бродяга. Следующую — шатался по городу и кончил в подземелье. Прошлой ночью валялся в вигваме с видениями. И я отпустил поводья — с твердым сознанием, что заслужил отдых в этом лечебном ложе. Луна заглянула в окно и пообещала, что меня не побеспокоят.
Луна ненадежный часовой. Когда твердая рука встряхивает меня, луны в окне нет, а надо мною склоняется сестра О'Грейди. Она в своем наряде из «Тысячи и одной ночи» и держит медную лампу, коптящую так, что хватит на десять джиннов. Проморгавшись, я различаю рядом с ней Луизу и его преподобие Линкхорна.
— Попробуйте надеть сапог, мой сахарный, — шепчет она, — Кажется, двоим из вашей возлюбленной троицы грозят неприятности. И может быть, это как раз случай произвести хорошее впечатление.
Сапог налез легко. Сестра О'Грейди даже заштопала мой носок. Мы выскользнули за раздвижную перегородку и в темноте, не замеченные пирующими, вышли из задней двери вагона. Товарный двор был празднично освещен окнами нордструмовского вагона и оглашался смехом гостей. Рядом с кабриолетом и автомобилем привязано было больше десятка лошадей. Там же стоял запряженный мулами цирковой фургон со сложенным рингом. Луиза пинала шлак в сторону фургона и ругалась каджунскими[45]ругательствами. Я попросил ее объяснить причину нашей ночной вылазки.