Он резко отвернулся, будто пронзенный болью. Но ему не нужнобыло ни ее сочувствие, ни ее участие. Ему было ровным счетом все равно, какиеона испытывала к нему чувства. Предавшись своему страданию, он довольно долгосохранял молчание, и все это время его грустный и безразличный взор был устремленв сторону кухни. В выражении его лица и в манере держаться было нечто такое,что невозможно выразить словами.

— Гиффорд, — наконец произнес он. — Гиффорд,скажи… Каким ты меня находишь. Хорош ли я для тебя? — Он вновь повернулсяк ней лицом. — Посмотри на меня.

Он резко склонил голову, собираясь ее поцеловать, причемсделал это с такой стремительностью, с какой только пернатые способны добратьсядо вожделенного водопоя. И вновь ее окатила волна теплого приятного аромата, насей раз напоминавшего запах какого-то животного. Подобным образом пахнут собакии птицы, когда их вытаскивают из клетки. Его губы закрыли ей рот, а ладониобвили шею. Она почувствовала, как его большие пальцы нежно скользнули по ееподбородку, потом по щекам. И ей захотелось убежать, скрыться, замкнуться всвоем внутреннем мире, чтобы оградить себя от всякой боли. Она почувствовалатомительно-приятное тепло, разливающееся внизу живота, и хотела сказать: «Этомуникогда не бывать», но не смогла вымолвить ни слова. Гиффорд поняла, что оказаласьполностью в его власти. Он убаюкал ее своими нежными ласками, пальцами, которыепоглаживали ей шею и лежали прямо на горле. По телу пробежали мурашки — поспине, по плечам и рукам, до самых кончиков пальцев. Господи, кажется, онавот-вот упадет в обморок. Она теряла сознание.

— Нет, нет, дорогая, я не причиню тебе боли, — какбы в ответ на ее страхи проговорил ночной посетитель. — Гиффорд, милая,моей победе будет грош цена, если я заставлю тебя страдать.

Его слова прозвучали как песня. Ей казалось, что она дажеслышала мелодию, которая будто изливалась из него во мрак комнаты. Он целовалее снова и снова. Пальцы, покоившиеся на ее горле, не сдавливали его. Тем неменее она дрожала. Гиффорд не сразу осознала, что невольно положила руки ему нагрудь. Конечно, она не смогла бы с ним справиться. Не смогла бы даже сдвинутьего с места. Ведь он все-таки мужчина и, без сомнения, намного сильнее ее.Всякие попытки с ее стороны отстраниться от него были бы тщетны. Внезапно еетело охватило такое сильное и до боли приятное ощущение, что она сотряслась всладостном спазме — можно сказать, достигла вершины, если бы за ней непоследовало множество других таких же вершин. А когда вы достигаете множествавершин, это уже не победа, а, наоборот, верное поражение. Нечто вроде сдачи вплен противнику.

— Пусти меня, — с истинно детским простодушиемпроизнес он. — Позволь мне войти в тебя. Ты создана для меня. И должнапринадлежать мне.

Он отпустил ее, потом снова подхватил и ласково поднял наруки. В следующий миг она ощутила под собой холодный пол. Глаза ее оставалисьоткрытыми, и она молча наблюдала за тем, как он стаскивает с нее шерстяныечулки. И в это мгновение Гиффорд вдруг ни с того ни с сего подумала, что свитерможет оказаться слишком колючим. Интересно, каково это обнимать человека,облаченного в одежду из грубой шерсти? Шелковые волосы приятно щекотали ейлицо. Она все ощущала и слышала, но не могла издать ни звука. В этом былвиноват запах. Он напрочь лишал ее сил, путал мысли в голове.

— Нет, я не позволю этому случиться, — с трудомвыдавила из себя Гиффорд. — Ее голос прозвучал словно издалека. В нем неощущалось ни силы, ни даже какого-либо искреннего желания говорить. —Уходи, Лэшер, оставь меня, — продолжала она все тем же безвольнымтоном. — Я тебе говорю. И Стелла говорила маме…

Она потеряла мысль на лету. А в памяти мгновенно возникловидение из далекого прошлого. Это была юная Дейрдре, ее старшая двоюроднаясестра. Когда-то она забралась на высокий дуб. И там, откинувшись назад исомкнув веки, предавалась любовным утехам с каким-то мужчиной. Помнится, на нейбыло коротенькое цветастое платье, не способное скрыть от посторонних глазтворимый ею грех. Гиффорд стояла под деревом и была свидетелем Дурных Мыслей иПорочных Прикосновений. Свидетелем экстаза! Тогда она впервые увидела во всейкрасе мужскую плоть, которая сливалась с лоном женщины.

— Избави нас от зла, — прошептала она.

За сорок шесть лет жизни подобным образом прикасался к нейтолько один мужчина. Только один мужчина мог так неловко срывать с нее одежду,будь то в шутку или всерьез. Только он мог вонзать в нее свой член и целоватьей горло. То, что происходило с ней теперь, не было плодом воображения. Онаявственно ощущала в себе мужскую плоть, которая проникала все глубже и глубже.Да, именно плоть, а не призрачную субстанцию.

«Господи, я не могу!.. Господи, помоги мне!»

— Ангел Господень, мой святой хранитель…

Слова сорвались у нее с языка сами по себе. Она с ужасомвдруг поняла, что, несмотря на то что не давала согласия на подобные действия сего стороны, она тем не менее даже не пыталась оказать ему сопротивление. Ивдруг ее поразила страшная мысль: что скажут люди, узнав, что она даже неборолась за свою честь. А между тем все было именно так. Трусливая пассивность,замешательство, вялые попытки схватить его за плечо и оттолкнуть, которыевсякий раз заканчивались безрезультатно — ее ладонь лишь безвольнопроскальзывала по гладкому ворсу его пиджака. А в конце концов, когда оннеистово ею овладел, она позволила волне экстаза захлестнуть ее целиком иунести в море мрака, тишины и умиротворения.

— Зачем? Зачем ты это делаешь? — бормоталаГиффорд.

Охватившее ее сладостное ощущение было сродни запаху,исходившему от мужчины. Оно было таким сильным, что у нее даже закружиласьголова. Вместе с движениями мужского органа внутри ее тела все это создаваловпечатление чего-то чрезвычайно естественного, благостного и полноценного. Вкакой-то миг ей показалось, что все закончилось, и она перевернулась на бок, новскоре поняла, что на самом деле даже не шевельнулась, а он продолжал в неевонзаться снова и снова.

— Милая моя Гиффорд, — пропел Лэшер. —Удостой меня стать твоим женихом в горной долине, в круге. Будь моей невестой.

— Мне кажется… Мне кажется… Ты делаешь мнебольно, — с трудом вымолвила она. — О Господи! О Матерь Божья!Помогите мне! Господи! Ну хоть кто-нибудь! Помогите!

И снова ее мольбы потонули в его поцелуе. И еще одна горячаяструя спермы излилась в ее лоно, после чего слегка вытекла наружу и расплыласьпод ее телом. Гиффорд ощутила подъем очередной волны сладострастия, стольсильной, что не смогла ей противостоять. Сначала ее подбросило вверх, потомначало швырять из стороны в сторону.

— Помогите мне! Кто-нибудь…