тебя за руку. На Ямайке мое прикосновение не казалось тебе таким шокирующим, — защищался он.

— Мы больше не на Ямайке, Джеймсон, — крикнула я, глядя ему прямо в глаза впервые с тех пор, как вышла.

Его голова дернулась назад, как будто я дала ему пощечину.

— Что… Что это значит?

— Да, мы трахались на Ямайке. Но ты брат моей лучшей подруги. Ты моя семья, и я не собираюсь все портить, только потому что ты можешь довести меня до оргазма. — Все это вырвалось наружу. Все, что я пыталась скрыть, избегая его, просто сорвалось с моих губ. Мне было наплевать на кровавое месиво, которое эти слова устроили. — Чего ты хочешь от меня? Отношений? — сказала я с усмешкой. — Да ладно. Ты ведь знаешь меня. Ты знаешь, что я не завожу отношений. Черт, я даже никогда ни с кем не трахалась так долго, как на Ямайке с тобой.

— Это был не просто трах. Я думал, ты что-то почувствовала, Эвелин. — Его гнев начал проступать сквозь замешательство.

— Я и почувствовала. Мне было хорошо. Я чувствовала себя возбужденной. Ты был моим увлечением на Ямайке. Но теперь мы дома. Я готова вернуться к тому, как мы существуем всей нашей семьей. И я подумала, что было бы проще, если бы мы не объявляли о том, что на Ямайке трахались как кролики, — я тяжело дышала от своей тирады. Уперла руки в бока, пытаясь подготовиться к его опровержению.

Но его не последовало. Он стоял, поджав губы и скрестив руки на груди. Молчание длилось слишком долго. Возможно, прошло всего тридцать секунд, но мне показалось, что прошло тридцать лет.

— Мне жаль, — сказала я, прежде чем повернуться, чтобы сесть в машину, и, не оглядываясь, выехала со стоянки.

ВОСЕМНАДЦАТЬ

Я не могла сосредоточиться. Каждый раз, когда я пыталась взяться за ручку, чтобы поработать над новыми набросками, мои мысли блуждали, и тогда я ловила себя на том, что смотрю в окно, наблюдая, как машины проезжают по старому каменному мосту через реку Огайо. Было интересно, куда они направляются. Счастливы ли они? Бегут ли они от чего-то, как я бежала от Джеймсона?

Но я не убегала от Джеймсона. Я лишь твердо стояла на том, кто я есть: женщина, которая не заводит отношений. Женщина, которая в них не нуждается.

Но что, если где-то на этом пути я начала бы их хотеть?

Моя кожа казалась слишком натянутой. Как кожаная обувь, которую ты хотел любить больше всего на свете, но она слишком сильно жала тебе пятку.

Но кожу можно разносить. Если ты достаточно сильно этого захочешь. Это же могло сработать.

Я плюхнулась обратно на пушистую подушку на диване, отбросив блокнот для рисования в сторону. Сделав несколько глубоких вдохов, я попыталась очистить разум, прежде чем снова взяться за альбом.

Стук в дверь заставил меня резко поднять голову. Я замерла, как будто человек с другой стороны мог увидеть, как я разваливаюсь на диване в состоянии личностного кризиса среднего возраста.

Стук превратился в громкие удары, и я встала, чтобы шум не потревожил моих соседей. Взглянув на часы, я увидела, что была только половина восьмого, но это воскресенье, а я не хотела мешать. Потуже запахнув длинный свитер, чтобы прикрыть кружевной лифчик, который носила под ним, я направилась к двери. Выглянула в глазок и была встречена склоненной головой, демонстрирующей зачесанные назад темные волосы и широкие плечи, обтянутые знакомой темно-синей рубашкой.

Я отстранилась и провела губами по зубам, обдумывая свои варианты. Наклонилась вперед, чтобы еще раз посмотреть, просто чтобы убедиться, что мне не померещилось, что это он стоит за моей дверью. Когда его рука поднялась, чтобы постучать снова, я щелкнула замком и рывком распахнула дверь.

Джеймсон поднял голову, и его серьезные глаза осмотрели меня, задержавшись на моих атласных пижамных штанах. От всей бравады, которую я когда-либо чувствовала рядом с ним, не осталось и следа. Я стояла перед ним, одной рукой держась за дверь, а другой прижимая свитер к груди, словно щит, на моем лице была написана нерешительность.

Как только его взгляд скользнул по моему телу, он выпрямился во весь рост.

— Нам нужно поговорить.

Прочистив горло, я выпрямилась, пытаясь придать уверенности, которой не чувствовала, и в то же время избегая с ним зрительного контакта.

— Думаю, мы уже сказали все, что нужно было сказать.

— Эвелин, — предупредил он.

— Спасибо, что заглянул, Джеймсон, — я двинулась, чтобы закрыть дверь. — Но уже поздно и…

Его ладонь ударила по двери, чтобы распахнуть ее, и он вошел. Наконец, моя твердость характера активизировалась, когда мной помыкали, и я стояла на своем, свирепо глядя на него, даже когда он оттолкнул меня своим большим телом, чтобы у него было место захлопнуть дверь.

— Убери это нахальное выражение со своего лица.

Вместо этого я выгнула бровь и ухмыльнулась, бросая ему вызов.

— Думаешь, что ты все контролируешь. — Он обошел меня, а затем начал теснить меня к двери.

— Так и есть.

— Ох, Эвелин, — засмеялся он. — Возможно, ты и контролировала всех остальных слабовольных парней, с которыми встречалась и которых использовала, — он продолжал удерживать меня, обхватив руками по обе стороны от моей головы. — Но я вижу тебя. Вижу потерю контроля в твоих глазах. — Я сжала губы, когда он приблизил свое лицо к моему, пытаясь сохранить стену между нами. Он наклонился, приблизив губы к моему уху. — Ты знаешь, что это так. Но я не уверен, что ты знаешь то, что я чувствую, исходящие от тебя волны, умоляющее меня о большем…, — продолжил он, пока я смотрела на него широко раскрытыми глазами и ждала, пока он скажет, что он увидел во мне. — …и тебе это нравится.

Я тут же отрицательно покачала головой.

— Нет, — слабо прошептала я в ответ.

Его язык прошелся по раковине моего уха.

— Не качай головой, глядя на меня. Я знаю тебя, Эвелин. Вот почему ты встречалась со всеми теми неженками, потому что ты никогда не хотела, чтобы мужчина бросал вызов твоему контролю. Ты знала, что тебе это понравится, и ты избегала этого, чтобы оставаться в своем безопасном, уединенном коконе.

Моя грудь вздымалась, время от времени задевая его, прижатого так близко к моей. Даже когда мой разум кричал, что это все ложь, моя голова все равно склонилась набок, позволяя ему прокладывать путь вниз по моей шее, покусывая, посасывая, целуя.

— Впусти меня.

Простая просьба, прошептанная у моей груди, пронзила меня, как рев. Моей