Внезапно мама проталкивается мимо меня. Ее крик врезается в меня как поезд. Она падает на тело, рыдая. Шум грохочет у меня в ушах. Я смотрю на стену, где в гипсокартоне на высоте груди есть отверстие размером с десятицентовую монету. Пуля прошла насквозь.

Все онемело. Ноги вязкие, как вода, и не держат меня. Страх снова берет верх, пульсируя во мне. Я не могу двигаться. Не могу думать. Что это значит? Что я натворила?

— Мама.

Мама оглядывается на меня, ее щека в крови, как будто кто-то провел по ней кисточкой. Ее глаза мокрые и красные, рот перекошен.

— Что ты сделала?

— Прости.

Ее лицо искажается. Она стоит, прижав одну руку к выпирающему животу. Ее платье испачкано кровью.

— Отдай мне пистолет.

Я так потрясена, что делаю то, что она говорит. Мама тщательно вытирает его чистым участком своего платья.

— Проверь свою одежду. Если есть кровь, выброси ее где-нибудь. Ты должна быть в другом месте. Где угодно, только не здесь. Тебя здесь никогда не было.

— Ма…

Эмоции мелькают на ее лице. Ее глаза яснее, чем когда-либо за последние годы.

— Нет времени. Иди.

Я поднимаюсь на ноги. Мой мозг настолько ослаб, что я не могу понять смысл происходящего.

— Мне нужно…

— Уходи!

Как робот, без чувств, без раздумий, я иду. Поднимаю рюкзак с пола кухни и стряхиваю с него осколки керамического петуха. С хрустом прохожу по полу.

Когда подхожу к входной двери, Аарон поднимается по ступенькам крыльца. Темно-сизые облака затянули все серой пеленой. Далеко внизу по дороге я вижу маленькую красную точку Фрэнки, катающегося на своем самокате.

Раздавшийся выстрел ошеломляет нас обоих. У Аарона открывается рот. Брат замечает что-то в моем лице, и это, должно быть, пугает его, поскольку он начинает плакать.

— Не заходи внутрь, — предупреждаю я срывающимся голосом. Хватаю его за воротник куртки. — Ты не заходил сегодня внутрь, слышишь меня? Так тебе будет легче.

— Что будет легче? — Он сглотнул. — Сидни! Что случилось? Где мама? Где папа? — Я просто прохожу мимо него. Сажусь в машину и выезжаю с подъездной дорожки. Аарон бежит за мной, по его лицу текут растерянные слезы. Но мне больше не нужно беспокоиться о том, что я его бросила. Монстр в доме мертв.

Глава 23

Мои руки так сильно дрожат на руле, что я едва могу удержать машину на дороге. Дыхание перехватывает в холодном воздухе. Радио играет, но я не слышу ничего, кроме белого шума. Все вокруг то приближается, то отдаляется. Темнота нависает по краям моего зрения.

Я за рулем. Я не знаю где. Мне что-то нужно. Что угодно. Я не могу быть одна. Не хочу быть одна. Все рушится на глазах. Что теперь? Что теперь? Я не могу мыслить здраво. Вообще не могу думать. Выстрел повторяется снова и снова, пульсируя в моем мозгу.

Я часто моргаю. Я только что пересекла сплошную линию. Резко дергаю руль и возвращаюсь на свою полосу. Мое сердце бьется о горло, грудь, череп. Каким-то образом я выезжаю на Торнберри-роуд, поворачиваю налево на красивую, обсаженную деревьями улицу с рядами величественных кирпичных колониальных домов.

И вот ее дом. Я даже не помню, как сюда добралась. Темно-синий «Ниссан Алтима» Арианны — единственная машина, припаркованная на подъездной дорожке. Пошатываясь, я поднимаюсь к дому, дрожащими пальцами нажимаю на дверной звонок.

Арианна открывает дверь. На ней ярко-розовый фартук поверх пушистого кремового свитера и темные леггинсы. Черные волосы собраны в пучок на макушке, и она размахивает лопаточкой. Ее глаза расширяются.

— Можно войти, — говорю я, уже протискиваясь мимо нее.

— Эм. Привет?

Ноги подкашиваются, и я падаю на пол. Лежу на спине на прохладной плитке и смотрю, как арочный потолок качается и исчезает надо мной, каждый вздох вышибает воздух прямо из моей груди.

— Ты в порядке? Что происходит? — Арианна смотрит на меня в тревоге.

— Я… думаю, я его убила.

— Что? Ты что-то убила? Я тебя не понимаю.

— Кого-то. Фрэнка. Я убила Фрэнка. Я убила своего отца.

Лицо Арианны бледнеет под макияжем.

— Это шутка?

— Разве похоже, что я шучу? — Я почти кричу.

Она опускается на колени рядом со мной, обхватив лопаточку.

— Почему — что случилось — как?

— Я не знаю. В смысле, я выстрелила в него.

— Типа из пистолета?

— Нет, из фотокамеры. — Неровный всхлип прорывается сквозь мою грудь, вырывается из губ.

Арианна тупо смотрит на меня.

— Да! Да. Из пистолета. Пулей. Я прицелилась, нажала на курок, и он…

— Ты направила на него пистолет? Намеренно?

Я закрываю глаза. Она не понимает. Это ошибка. Мне не следовало приходить сюда. Я пытаюсь сесть, но волны головокружения накатывают на меня. Я начинаю терять сознание.

— Эй! — Арианна хватает меня и помогает вернуться на пол. — Не двигайся. Ты выглядишь как призрак. Что, черт возьми, происходит? Мне позвонить в полицию?

— Нет! Не надо. Пожалуйста. Мне нужно… мне больше некуда пойти. Прости меня, я не должна была приходить. Я уйду.

— Ты никуда не пойдешь. Ты можешь оставаться здесь столько, сколько тебе нужно. Хочешь перебраться на диван? В мою спальню?

Я качаю головой, и потолок наклоняется. Я не дойду так далеко.

— Сидни, тебе нужна помощь. Позволь мне помочь. Поговори со мной.

Прохладный кафель холодит мою спину. Горячие слезы застилают глаза. Я не могу расплакаться. Слезы утопят меня. Я закрываю глаза. Думаю о маме, о презрении на ее лице, о том, как она закрыла глаза и отвернулась от меня. Я вспоминаю Жасмин, как искривился ее рот в удовлетворении, когда она прошипела «эмо, режущая себя психичка». Как тем летом я так сильно хотела рассказать ей свои секреты, и начала с порезов, самого слабого и незначительного из моих демонов, как моя слабость только дала ей больше топлива, чтобы причинить мне боль. Никому нельзя доверять. Люди просто используют твои тайны, чтобы сломать. «Ты уже сломана, — шепчет голос в моей голове. — Что еще ты можешь потерять?»

Сейчас или никогда. Желчь поднимается в моем горле, и я не могу остановить слезы, текущие по моему лицу. Я должна быть храброй. Я выбираю быть храброй. Я делаю глубокий, рваный вдох.

— Давным-давно жила-была маленькая девочка, в маленьком белом домике в центре кукурузного поля. И в ее доме стены орали, и кричали, и стучали, и лупили, и плакали долгими слезами. Маленькая девочка считала это нормальным.

Когда стены становились очень громкими, младшие братья девочки приходили в ее комнату в пижамах, с